Разоблаченная Изида. Том 2. С комментариями

«После минуты или двух колебания, – пишет К., – младенец повернул голову и взглянул на меня с выражением такой разумности, что это было просто страшно! У меня мороз пробежал по коже. Я щипал свои руки и кусал губы чуть ли не до крови, чтобы убедиться, что я не сплю. Но это было только начало. Это чудотворное создание, как мне казалось, сделало два шага по направлению ко мне, снова приняло сидячую позу и, не спуская с меня глаз, повторяло, фразу за фразой, на языке, который, как я полагал, был тибетским, те самые слова, какие, как мне до этого объяснили, обычно произносятся при воплощениях Будды, начиная с: «Я – Будда; я старый Лама; я его дух в новом теле», и т. д. Я ощутил действительный ужас; волосы встали дыбом и кровь застыла. Хоть убей меня – я не мог выговорить ни слова. Тут не было ни трюкачества, ни чревовещания. Губы младенца двигались, и глаза, казалось, заглядывали мне в самую душу с выражением, которое заставило меня думать, что то было лицо самого Главы, его глаза, его взгляд, на что я уставился. Как будто его дух вошел в это маленькое тело и теперь смотрел на меня через прозрачную маску детского лица. Я почувствовал головокружение. Младенец потянулся ко мне и положил свою маленькую ручку на мою. Я вздрогнул, точно ко мне прикоснулись горячим углем, и, не будучи в состоянии больше выносить эту сцену, закрыл лицо ладонями. Это было только на одно мгновение; но когда я отнял руки, маленький актер уже превратился в хныкающего младенца, лежащего на спине, и немного спустя пустился в истошный плач. Глава же вернулся в свое нормальное состояние, и последовала беседа.

Только после ряда подобных экспериментов, длившихся более десяти дней, я осознал тот факт, что я видел невероятный, поразительный феномен, описанный некоторыми путешественниками, но всегда объявляемый мною обманом. Среди множества вопросов, оставшихся без ответа, несмотря на мой перекрестный допрос, Глава обронил каплю информации, которую нужно рассматривать как очень значительную.

«Что случилось бы, – спрашивал я через шамана [-переводчика], – если бы в то время, когда младенец заговорил, я, в момент безумного страха, при мысли, что дитя это – “дьявол”, убил бы его?» Он ответил, что «если бы этот удар не был мгновенно смертельным, то был бы убит только ребенок». “Но, – продолжал я, – предположим, что он был бы молниеносен?” “В таком случае, – ответил он, – вы убили бы меня тоже”».

В Японии и Сиаме существуют два разряда жрецов, из которых один общественный и имеет дело с людьми, а другой – строго секретный. Последних никогда не видят; об их существовании известно лишь очень немногим местным жителям, иностранцам же – никогда. Их силы никогда не демонстрируются ни перед публикой, ни вообще когда-либо, за исключением редких случаев чрезвычайной важности, когда церемонии совершаются в подземных или в других недоступных храмах и в присутствии нескольких избранных, которые головою отвечают за сохранение тайны. Среди таких случаев – смерть в царствующей семье или в среде высоких сановников, связанных с этим орденом. Одним из самых вещих и впечатляющих проявлений силы этих магов является вывод астральной души из подвергшихся кремации останков человеческих существ; это церемония, которую практикуют также в некоторых из наиболее значительных ламасериев. Тибета и Монголии.

В Сиаме, Японии и Великой Татарии существует обычай делать медальоны, статуэтки и идолов из пепла кремированных людей[1233]; пепел смешивают с водой, чтобы получилась паста; и когда ей придана желаемая форма, ее обжигают и покрывают золотом. Ламасерий У-тай в провинции Монголии Чань-си наиболее славится этими изделиями, и богатые люди посылают туда кости своих покойных родственников, чтобы их перемололи и обработали. Когда адепт магии предлагает помочь в выводе астральной души из умершего, которая иначе, как они думают, может остаться оглушенной на неопределенное время внутри пепла, прибегают к следующему действию: священная пыль насыпается на металлический лист, сильно намагнетизированный и имеющий размеры человеческого тела. Затем адепт медленно и нежно обмахивает его талапат-наном[1234], веером своеобразной формы с написанными на нем определенными знаками, бормоча в то же время какую-то формулу вызывания. Пепел вскоре становится как бы насыщенным жизнью и тихо распределяется тонким слоем, который принимает очертания тела, каким оно было до сожжения. Затем постепенно [над пеплом] поднимается что-то похожее на беловатый пар, который спустя какое-то время образует вертикальный столб и, уплотняясь, наконец превращается в «двойника», или воздушную астральную копию умершего, которая в свою очередь растворяется в воздухе и исчезает с поля зрения смертных[1235].