Разоблаченный любовник (Др. изд.)

Но все это – ерунда по сравнению с тем, что последовало, когда он дал волю своей страсти. В порыве жажды он придержал ее крепкими руками, а ртом, языком, лицом прижался к ней… И, боже, этот звук, который он издавал, это гортанное ритмичное мурлыканье…

Она достигла высшей точки, испытав самое потрясающее, самое прекрасное чувство за всю свою жизнь, – ее тело прогнулось, подхватывая искристую волну удовольствия.

Но на самом пике бурлящая энергия переменилась, преобразовалась, взорвалась.

Жажда крови заполнила эротические токи, скользящие между ними, затем кинула Мариссу в водоворот голода. И прорвалась внутрь ее цивилизованной части, оставив лишь потребность добраться до шеи Буча. Девушка обнажила клыки, приготовившись опрокинуть его на спину, вцепиться в вену и пить кровь…

Но этим она убьет его.

Марисса вскрикнула и вырвалась из объятий.

– О боже… нет!

– Что такое?

Отпихнув Буча, девушка отстранилась от него, отползла на край кровати и свалилась на пол. Когда он, обескураженный, последовал за ней, Марисса поползла по ковру в дальний угол, ее платье тащилось позади, лиф мотался на талии. У першись в стену, она свернулась калачиком и осталась лежать. Ее тело непроизвольно тряслось, боль в животе накатывала волнами, каждый раз возвращаясь с удвоенной силой.

Буч в панике пошел к ней.

– Марисса…

– Нет!

Он отпрянул. Его лицо напряглось, лишившись всех красок.

– Мне так жаль… Боже мой…

– Тебе лучше уйти! – Ее захлестнули слезы, голос стал гортанным.

– Святой Боже, мне жаль… мне так жаль… Я не хотел тебя напугать…

Она пыталась успокоить свое дыхание и сказать ему, что все в порядке, но ничего не вышло. Она задыхалась, рыдала. Клыки пульсировали. В горле пересохло. Она могла думать лишь о том, чтобы прильнуть к его груди. Повалить на пол. Сомкнуть зубы на его шее.

Боже, эта жажда. Он, наверное, очень вкусный. Такой вкусный, что вряд ли она сполна насытится им.

Он снова попытался приблизиться.

– Я не хотел, чтобы все зашло так далеко…

Она вздрогнула, открыла рот и зашипела.

– Уходи! Ради всего святого, уйди! Или я сделаю тебе больно.

Марисса побежала в ванную и закрылась там. Когда донесся слабый звук захлопнувшейся двери, она вцепилась руками в мрамор и увидела свое ужасное отражение в зеркале. Волосы растрепались, платье расстегнуто, из открытого рта сверкают белые длинные клыки.

Неуправляемая. Недостойная. Ни на что не годная.

Она схватила первую подвернувшуюся под руку вещь – тяжелый стеклянный канделябр – и кинула его в зеркало. Когда отражение распалось, она сквозь горькие слезы смотрела, как разлетаются осколки ее самой.

Глава 22

Буч кинулся к двери ванной комнаты, изо всех сил дергая ручку. По ту сторону двери раздавались рыдания. Затем звон бьющегося стекла.

Он громыхнул плечом о дверь.

– Марисса!

Ударился в дверь всем телом, потом остановился и прислушался. Его охватил дикий страх, когда он услышал лишь тишину.

– Марисса?

– Просто уйди.

От ее тихого, полного отчаяния голоса у него защипало в глазах.

– Просто… уйди.

Он положил ладонь на деревянную дверь, разделявшую их.

– Мне так жаль.

– Уйди… просто уйди. Боже, тебе лучше меня оставить.

– Марисса…

– Я не выйду, пока ты не уйдешь. Уходи!

Словно в кошмаре, Буч схватил пиджак и поплелся вон, шатаясь, едва держась на ногах. В коридоре он остановился, сползая вниз по отштукатуренной стене и запрокидывая голову.

Зажмурившись, он видел перед собой съежившуюся в углу Мариссу, ее дрожащее тело в защитной позе – платье висит на поясе, обнажив груди, словно его сорвали…

Черт. Его. Дери. Она же нетронутая девственница, а он обращался с ней, как с проституткой, давя на нее, требуя слишком многого, потому что не мог совладать с собой. И неважно, что Марисса так возбудилась, – она же не привыкла к тому, что вытворяют мужчины во время секса.

И к тому, что происходит, когда мужские инстинкты берут верх. Прекрасно зная это, он все равно удерживал ее на кровати, сжимал бедра, загнав в ловушку, и насиловал своим языком. Черт возьми.

Буч приложился затылком к стене. Святой Боже, она была так напугана, что даже обнажила клыки, пытаясь защититься.

Ругаясь на чем свет стоит, он кинулся вниз по лестнице, пытаясь преодолеть отвращение к себе, зная, что быстро и далеко ему убежать не удастся.

Когда он пронесся через фойе, кто-то крикнул:

– Буч! Эй, Буч! Ты как?

Он вырвался наружу, запрыгнул в «кадиллак» и надавил на газ. Буч хотел извиняться перед ней до тех пор, пока не охрипнет, но сейчас он самый последний человек на планете, которого она пожелала бы увидеть. И он не мог винить ее за это.

Он пулей помчался на внедорожнике в центр города, направляясь к Ви.

К тому времени, когда Буч припарковал «кадиллак» и поднимался в лифте высотного дома, он уже подумывал – не броситься ли с моста из-за своих расстроенных чувств. Открыл дверь в квартиру Ви, и…

Черт!