Разобранные

«Человек – это часть целого, которое мы называем Вселенной, часть, ограниченная во времени и в пространстве. Он ощущает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от всего остального мира, что является своего рода оптическим обманом. Эта иллюзия стала темницей для нас, ограничивающей нас миром собственных желаний и привязанностью к узкому кругу близких нам людей. Наша задача – освободиться из этой тюрьмы, расширив сферу своего участия до всякого живого существа, до целого мира, во всем его великолепии».

Альберт Эйнштейн

«Бесконечны лишь Вселенная и глупость человеческая. Хотя насчет первой у меня имеются сомнения».

Альберт Эйнштейн

66. Коннор

Когда Коннор наконец приходит в себя, в голове вместо привычных мыслей царит полная неразбериха. Болит лицо, и на мир он может смотреть одним единственным глазом. Там, где должен быть второй, чувствуется какое-то давление.

Он лежит в комнате с белым потолком и стенами. В одной из стен окно, сквозь которое пробивается дневной свет. Он в больнице, это ясно, а давление, очевидно, оказывает повязка, наложенная на глаз. При попытке поднять правую руку плечо пронзает боль, и Коннор решает пока с этим повременить.

Только сейчас он начинает смутно вспоминать события, после которых он оказался на больничной койке. Его должны были разобрать. Потом произошел взрыв, а за ним – бунт. Рядом с ним на коленях стоял Лев. Больше он ничего не помнит.

В комнате появляется медсестра.

– А, так вы наконец пришли в себя! – восклицает она. – Как вы себя чувствуете?

– Неплохо, – отвечает он скрипучим голосом и сглатывает, чтобы смочить горло. – Как долго?

– Вы находились в состоянии медикаментозной комы, то есть без сознания, чуть более двух недель.

Две недели? Коннору, привыкшему отмерять жизнь по дням, этот срок кажется чуть ли не вечностью. А Риса? Что с Рисой?

– Там была девушка, – говорит он. – На крыше Лавки, в смысле медицинского блока. Кто-нибудь знает, что случилось с ней?

Понять что-либо по выражению лица медсестры невозможно.

– Это все может подождать, – заявляет она.

– Но…

– Никаких «но». Сейчас ваше дело – поправляться, и я должна сказать, что вы идете к выздоровлению семимильными шагами, мистер Муллард.

Сначала Коннор решает, что просто ослышался.

– Прошу прощения? – переспрашивает он, ерзая от неловкости.

Медсестра, решив, что ему неудобно, подходит и взбивает подушки.

– Вам нужно отдыхать, мистер Муллард. Мы обо всем позаботимся.

Услышав неизвестную ему фамилию снова, Коннор решает, что его все-таки успели разобрать. Точно. Его разобрали, но мозг по каким-то причинам остался целым и попал в голову другого человека. Потом, немного подумав, он решает, что этого не может быть. Голос не изменился, и, проведя языком по зубам изнутри, Коннор понимает, что и зубы все те же.

– Меня зовут Коннор, – говорит он медсестре. – Коннор Лэсситер.

В ответном взгляде медсестры доброта смешивается с решимостью и расчетливостью, что странно и даже неприятно.

– Видите ли, – говорит она, – получилось так, что на пепелище был найден документ, на котором была фотография, но после катастрофы она оказалась практически уничтожена. Документ принадлежал девятнадцатилетнему охраннику по имени Элвис Муллард. В суматохе после взрыва точно идентифицировать всех пострадавших было невозможно, и многие из нас решили, что будет обидно, если документ придется выбросить, не правда ли?

Медсестра наклоняется и приподнимает изголовье кровати таким образом, чтобы Коннор мог находиться в полулежачем положении.

– Так скажите-ка мне, – снова обращается она к Коннору, закончив манипуляции, – как вас зовут?

Коннор уже не возражает, он все понял. Вздохнув, он закрывает здоровый глаз и снова открывает его.

– А второе имя у меня есть?

– Роберт, – отвечает медсестра, сверившись с висящей в ногах кровати диаграммой.

– Стало быть, меня зовут Элвис Роберт Муллард.

Медсестра улыбается и протягивает ему руку.

– Приятно познакомиться, Роберт, – говорит она.

Коннор рефлекторно поднимает правую руку, чтобы ответить на рукопожатие, но тупая боль в плече мешает ему это сделать.

– О, прости, – говорит медсестра, пожимая его левую руку, – это я виновата. Плечо будет болеть, пока не приживется имплант. Но это происходит быстро.

– Что вы сказали?

Медсестра вздыхает: