Разорванная паутина

Между тем находок становилось все больше. Константин Иванович завел у себя в квартире целый гельминтологический музей. В банках со спиртом и формалином хранятся у него совершенно уникальные экспонаты. Из кровеносных сосудов коровы удается извлечь первого в России и даже на Европейском континенте гельминта — возбудителя шистозоматоза крупного рогатого скота. Другой червь оказался принадлежащим к прежде неизвестному виду, и некоторое время спустя профессор Варшавского университета Соловьев присвоил ему имя «дикроцелиум Скрябини». (Кстати сказать, после этого первого «крестника» Константина Ивановича ученые мира дали имя Скрябина более чем 180 видам и родам вновь открытых гельминтов). Об оригинальной коллекции не без иронии заговорили в научных кругах Москвы и Петербурга. Для шуток и недоумения причин было вполне достаточно. Никто из ветеринарных и медицинских врачей (да и зоологов) не имел представления о паразитологии как самостоятельной науке. Петербургские и московские профессора ссылались на опыт Лондона и Берлина, а там оставалось неведомым даже самое слово «гельминтология». В Берлине существовала кафедра медицинской зоологии, а в Лондонском университете — кафедра тропических болезней, где тоже никто не изучал влияние паразитических червей на человека и животных.

Зимой 1910 года легендарная коллекция Скрябина попала наконец на глаза специалистам. Константин Иванович привез ее в нескольких ящиках на Всероссийский съезд ветеринарных врачей. Вокруг этих ящиков прозвучало тогда немало возгласов удивления: такого количества различных паразитов никто до него не собирал. Однако, насмотревшись на эти «раритеты», коллеги ветеринары высказались примерно так же, как в свое время противники Пастера: «Микробы-то существуют, но в заболеваниях человека и животных они не принимают решительно никакого участия». Речь самого Скрябина на съезде для многих тоже прозвучала непривычно и даже несерьезно. Он предлагал создать кафедру паразитологии в ветеринарных институтах, предупреждал об опасности очервления мира, звал медиков и ветврачей обратить особое внимание на этих тайных врагов человечества.

— Фантазер! — посмеивались в кулуарах. — Способный человек, но выдумщик, каких мало. Пугает нас червями, в то время как сап, ящур и чума рогатого скота ежегодно уносят сотни тысяч голов. Вот посидит в глуши да получит от губернатора пару-другую нагоняев за эпизоотию, так быстро оставит свою блажь.

Ах, как они ошибались, эти серьезные и разумные ветеринары! И многим из них скоро пришлось убедиться в своей ошибке. Ибо новый раздел паразитологической науки — гельминтология — зародился всего лишь через несколько лет, буквально у них на глазах. Но таков уж путь науки. Разве когда-нибудь восторжествовала в мире хоть одна большая идея без сопротивления, без борьбы и труда?

Еще целый год после съезда прожил Скрябин в Аулие-Ата. Но туркестанская глухомань не угасила его души, не сломила его. Каменный домик на окраине Аулие-Ата в двух шагах от пустыни все это время оставался оплотом интеллектуальной и творческой жизни города. Вечерами из окон слышались звуки фортепьяно — пунктовый ветеринар был любителем музыки и охотно играл сам. Здесь гостеприимная хозяйка, жена и друг Константина Ивановича Елизавета Михайловна, сердечно принимала всякого, кого интересовали не карты и водка, а живая беседа, свежие новости, общественные проблемы края.

Ровно пятьдесят лет спустя, осенью 1961 года, Константин Иванович и Елизавета Михайловна снова побывали в бывшем Аулие-Ата — городе Джамбуле. Старый дом, в котором полстолетия назад зарождалась гельминтология, правительство Казахстана превратило в музей академика Скрябина и лаборатории с медицинским, ветеринарным и агрономическим отделами. Право торжественно перерезать ленточку перед входом в музей джамбульцы предоставили дорогому гостю и юбиляру. Ветеринары, врачи, ученые-биологи, казахские колхозники-скотоводы зааплодировали, когда знаменитый академик после полустолетнего отсутствия переступил порог своего дома. Для них это был только ритуал, радостный и добрый ритуал открытия в республике еще одного культурного учреждения. Но для восьмидесятидвухлетнего виновника торжества в этом шаге спрессовалась вся его жизнь, весь путь от пунктового ветеринара, представителя самой «неуважаемой» профессии, до главы всемирно признанной научной школы. Порог старого каменного дома был порогом двух миров, двух пережитых эпох. Злые языки утверждают, что, вступив в дом, академик остановился, чтобы вытереть повлажневшие от волнения глаза. Может быть. Жизненные дороги искателя редко бывают гладкими, и, подводя итоги жизни, случается вспомнить и о горьких минутах.