Разорванный круг

— Потому что ты мне понравился. Потому что я никогда не встречала такого, как ты. Ты сам по себе. Ты посылаешь к черту весь мир. Ты уникальный.

— У меня, в общем-то, нет другого выхода.

— Ты во что-то веришь! Никогда не сдаешься. Тебе все равно, с кем ты имеешь дело. Я всегда уважала таких, как ты. А эти засранцы…

— Кто?

— Им кажется, что они могут… — Она останавливается. — Если бы ты только знал… Покажи им! — гневно выкрикивает она.

«Сейчас что-то будет», — думаю я.

Она наклоняется и целует меня.

Когда я поцеловал девушку в первый раз, мне было шестнадцать лет. А ей — четырнадцать. Ее звали Сюзанна. И она была слепая.

Целуя Диану, я думаю о Сьюзи. Не знаю почему. Я не думал о Сьюзи много лет. Но то, как Диана целуется (с какой-то неловкой навязчивостью, как будто она хочет и не хочет одновременно), открыло дверь в прошлое. Я вспоминаю тщедушное тело и несложившиеся формы Сьюзи, то, как мы дышим в рот друг другу.

Дыхание Дианы отдает джином. Язык ее озорничает. Не знаю, куда мне девать руки. Она немного отодвигается, берет мое лицо в свои ладони и глядит на меня. В глазах появились красные прожилочки, которые бывают у непривычных к выпивке людей. Есть и еще что-то — переживание? горе? смущение?

Ничего не говоря, она начинает расстегивать блузку. Застыв в ожидании, я слежу за каждым ее движением. Справившись с пуговицами, она берет мою руку и прикладывает пальцы к лифчику.

Бросает на меня взгляд. «Бьарн, милый альбинос». Один из ста.

Ведет меня в спальню. Стены ярко-красного цвета. На двуспальной кровати — черное одеяло с желтой молнией. На столике у кровати — глянцевые модные журналы. Она сбрасывает одеяло, забирается на постель и, извиваясь, выбирается из юбки. Ради такого случая она приоделась. Красный прозрачный лифчик в тон трусикам. Она шевелится в кровати, ожидая, когда я приду. Я расстегиваю рубашку и мучаюсь с ремнем. У меня каждый раз проблемы с ремнем, когда надо его расстегнуть на глазах у нетерпеливой женщины. Хотя сказать, что это бывает часто, я никак не могу.

Когда я сажусь на край кровати, она наклоняется и жадно целует меня. Я чувствую себя глупым. Беспомощным. Я знаю, что мне надо делать. Но не делаю этого. Сижу неподвижно и заставляю ее страдать.

Впрочем, не очень сильно. Она открывает ящичек столика и вынимает четыре коротких шелковых шнура.

Нервно фыркает:

— Хочешь привязать меня?

Она пьяна. Безусловно, пьяна.

— Что это такое? — бормочу я.

Я правильно расслышал ее слова. Но не могу поверить.

— Привяжи меня!

Я смотрю на шнуры.

— Шокирован? — спрашивает она.

— Вовсе нет!

Как будто я в жизни ничем другим не занимался, кроме как привязывал женщин к кровати и потом любил их до безумия.

— Ты шокирован! Я же вижу!

— Вовсе нет! Я читал об этом!

— Не хочешь? Откажись, если не хочешь!

Конечно хочу. Я только не могу понять как. Она показывает мне, что надо делать. Я привязываю кисти и лодыжки к каждой из четырех стоек кровати. Она тяжело дышит. У каждого из нас свои желания.

Я никогда раньше не занимался сексом таким образом. Я человек не обидчивый. Но я всегда прямо приступал к делу.

Не очень уверенно я ложусь рядом с ней. Она уже изнемогает, когда мои пальцы прикасаются к ней.

Но тут появляется проблема. Я ведь никогда раньше так не делал. На ней все еще надеты трусики. А расставленные ноги крепко привязаны. Если я развяжу шнуры, магия исчезнет. Я мучительно думаю, как же мне разделаться с трусиками. Наконец я сдаюсь. Попросту сдвигаю их набок. И проблема решена.

Потом, когда мы, прижавшись друг к другу, лежим под периной, она спрашивает:

— Послушай, можно, я поеду с тобой? В Норвегию?

Она неправильно истолковывает мое молчание.

— Я вовсе не хочу тебе навязываться. Извини.

— Нет-нет-нет. Мне очень приятно слышать твои слова.

— У меня осталось несколько недель отпуска, — объясняет она. — Я подумала, это было бы здорово. Увидеть Норвегию. Вместе с тобой.

— Я еду домой завтра.

— Не важно. Если только ты хочешь.

— Конечно хочу.

В три часа ночи она меня будит.

— Ты хорошо его спрятал? — спрашивает она. Я не понимаю, о чем она говорит.

— Ларец! — объясняет она. — Я подумала кое о чем. О твоих словах. Надеюсь, он в надежном месте?

Я так устал, что в глазах у меня двоится. Две очаровательные сестрички Дианы.

— Хорошо, хорошо, — бормочу я.

— Ты не поверишь, насколько здорово они умеют все выяснять. Когда захотят. Против тебя задействован не кто попало.

— Почему ты это говоришь?

— Потому что хочу, чтобы ты знал: я на твоей стороне. Хотя работаю в СИС и все такое. Я думаю, что ты мне не доверяешь полностью. Но что бы ни случилось, я всегда буду на твоей стороне.

— Конечно, я тебе доверяю.

— Надеюсь. Но ты все равно не доверяй. Может быть, у меня в сумке есть микрофон. Или что-нибудь в этом роде. Поэтому никогда не рассказывай мне, где ты спрятал ларец. Хорошо?

— Он — мой друг. Ты его не знаешь. И я доверяю тебе, — шепчу я и отворачиваюсь. Она прислоняется ко мне. Ее груди прижимаются к чувствительной коже на спине. И вот так я засыпаю.

17.