Разорванный круг

Накануне несчастья папа был тихим и чужим, как будто чувствовал, что грядет нечто ужасное.

Когда наступили сумерки, Трюгве разжег костер. Поленья были поставлены пирамидкой и окружены галькой. На ветке над костром висел почерневший кофейник. Удобная маленькая конструкция для любителей дикой природы. Прямо из пособия для бойскаутов.

Трюгве сидел с гитарой и пел «Blowing in the wind».[57]

В лесу пахло кофе, сосновой хвоей и мамиными духами. Папа пустил в ход средство от комаров, которое ужасно воняло и дымило, но ни в малейшей степени не испортило комарам аппетит. Папа полулежал-полусидел, прислонившись к пню. Мама сидела рядом, опираясь спиной о его ноги. Папа рассказывал о недавнем обнаружении жемчуга, золота, серебра и драгоценностей на холме Голос-в-Несе в провинции Хедмарк. Мама слушала не очень внимательно. Но я сидел, как прикованный, и пытался представить себе эти бесценные сокровища.

У Трюгве был низкий красивый голос. Во время пения он закрывал глаза. От пламени костра его длинные светлые волосы и щетина на щеках отсвечивали оранжевым. Сильные руки нежно держали гитару. Мама посылала ему взгляды, полные маленьких невидимых поцелуев.

Звуки гитары разливались среди деревьев. Небо посветлело от множества звезд. Среди листвы поблескивало маленькое лесное озеро. Вверху, на склоне, завершала свой рабочий день пеночка. Волшебный и бесконечный, лес поглотил нас.

Вечером папа отправился проверять альпинистское снаряжение. Он всегда был осторожным. Я вижу эту картину. Он перенес рюкзаки за палатку и, склонившись, возился со снаряжением, когда я неожиданно подошел к нему. Он отпрянул с испуганным лицом. Как будто я застукал его за чем-то. Я тут же забыл об этом. Фигура папы, склоненного над рюкзаками, осталась, как фотография, вспышка, и всплыла в моей голове только двадцать лет спустя.

Трюгве открыл ему бутылку пива, но он не стал пить. Позже выпил, не отрываясь, всю бутылку одним глотком.

Папа лег спать рано. Мама и Трюгве еще долго сидели, веселые и таинственные, с пивом в руках, негромко переговаривались и бросали в костер алтей.

На безоблачном небе блестели звезды, когда я забрался в палатку. Я чувствовал тошноту и беспокойство. Засыпая, прислушивался к ночи. И к тихому смеху мамы.

Я сидел на пеньке и вырезал ивовую дудочку в тот момент, когда папа сорвался и упал. Я был близко от этого места.

Продираясь сквозь кусты, я всем сердцем надеялся, что кричал Трюгве. Но внутри меня уже была уверенность, что это папа.

В такие мгновения сознание распадается на фрагменты — застывшие картинки и обрывки звуков, которые врезаются в память.

Синее небо.

Крик птицы.

Пронзительные голоса.

Отдающая серым блеском гора, поднимающаяся резко вверх.

Трюгве, пестрое пятно на уступе скалы высоко вверху.

Крик: Бьорн! Уходи! Уходи! Уходи немедленно!

Вертикальный срез скалы.

Падающая веревка свертывается клубком.

Вопль мамы.

Кровь.

Куча одежды внизу, у подножия скалы. Нет, не одежды. Это папа.

Ствол дерева у меня за спиной. Кора царапает мой затылок, когда я теряю сознание и падаю.

Только на следующее утро спасателям удалось спустить Трюгве с уступа скалы. Папа во время падения увлек за собой веревку.

Было произведено расследование. Написан протокол.

Как человек более опытный, Трюгве должен был отвечать за безопасность. Поэтому он стоял на уступе скалы. Для того чтобы спуск прошел успешно. Но этого-то как раз и не случилось. Ручка крепления оторвалась во время спуска. Из-за усталости металла — так было записано в протоколе. Хотя никто не понимал, как это получилось. Такой дефект просто так не мог возникнуть. У папы не было ни единого шанса.

Но никто не стал упрекать Трюгве Арнтцена. Ни мама, ни комиссия, которая проводила расследование. Он сам воспринял несчастный случай очень тяжело.

Через полгода он женился на маме.

V ПУСТЫНЯ

1.

Нещадно палит солнце. Небо совершенно бесцветное.

Я только что открыл глаза. Лучше бы не открывал. Солнечные лучи тут же взрываются у меня в затылке. Свет через зрачки проникает прямо в череп. Когда я засыпал, прижав лоб к прохладному окну, было еще темно. И довольно холодно. Прошло четыре часа после приземления самолета. Солнце использовало эти часы весьма эффективно. Кажется, я попал внутрь скороварки, работающей на полную мощность.

Отворачиваюсь от света пустыни и вынимаю солнечные очки, которые купил в Гардемуене за 745 крон. По сниженной цене. Марки «RayBan». Но за 745 крон? По сниженной цене? Если бы продавщица не была милашкой, я наверняка фыркнул бы презрительно и оставил очки на прилавке. Но теперь я надеваю их на нос.

Шоссе идет по прямой линии через пустынную пересеченную местность. Полоса асфальта исчезает в дымке горячих испарений, горизонта не видно.