Разорванный круг

В автобусе работает кондиционер. Мы в каменистой пустыне. А может быть, на другой планете. Например, на Юпитере. Все скалы в поле моего зрения ржавого красного цвета. Из камней на обочине кое-где пробиваются упрямые растения вроде тех, что встречаются в террариумах. Или в гербариях. Или на дорожке забытого богом заброшенного сада. Вдоль гребня гор высится строй кипарисов. Как на изображениях библейского ландшафта, вышитых на диванных подушках у очень религиозной тетушки с юго-запада Норвегии. В пятитысячный раз за эту поездку я вынимаю письмо Дианы и перечитываю его. Слово за словом, строчка за строчкой. Я уже знаю его наизусть. Но все еще надеюсь понять смысл.

В автобусе только двое: я и шофер. Не произнося ни слова, мы едем по пустыне, которая все никак не кончается. Шофер выглядит так, словно его встроили в водительское кресло на автозаводе, перед тем как выпустить автобус с конвейера. Внешний вид и конструкция шоферов были разработаны группой толковых генетиков, а затем их стали штамповать с большим прилежанием в особом корпусе производственного комплекса. У шофера рубашка с короткими рукавами, волосатые руки. Под мышками пятна пота. Волосы жидкие, лицо небритое. Пышные брови. Иногда он бросает на меня взгляд в огромное зеркало. Но на мое присутствие не реагирует абсолютно никак, ни одним кивком.

Мне всегда трудно общаться с людьми. С течением времени я прикрыл свою стеснительность камуфляжной сеткой искусственного веселья и саркастических высказываний. Есть люди, которые провели бы эту поездку за веселым разговором с темнокожим шофером. О евреях и арабах. Или о спортивных автомобилях и европейском футболе. О христианстве и исламе. О ловле рыбы на муху в Намсене или проститутках Барселоны. Но я другой. И по лицу шофера я вижу, что он этому рад.

Мы подъезжаем к выступу скалы. За ним открывается цветущий оазис долины. Райский сад, полный оливковых деревьев, бамбука, сандаловых, камфарных деревьев и кедров. Смоковная роща покрывает зеленью склон горы. Из колодца дизельный насос с громким шумом качает ключевую воду в хорошо облицованные каналы.

В этом оазисе было решено построить Институт Шиммера. Не спрашивайте меня, почему именно здесь. Вряд ли можно найти более удаленное от людей место.

Но зато здесь есть необходимый для работы покой.

Институт — прекрасная иллюстрация того, что человек все время стремится соединить самую древнюю старину с суперсовременными веяниями. Результат, понятно, разный. Семьсот лет тому назад монахи основали монастырь в центре оазиса. Постройки из камней пустыни, обтесанных с геометрической точностью, отшлифованных и подогнанных друг к другу, образовали комплекс из келий, коридоров и залов. Священное место для религиозных раздумий и самопознания. Вокруг этого древнего монастыря в пустыне архитекторы и инженеры построили в начале 1970-х годов мастодонта из стекла, зеркал и алюминия. Крик модернизма в пустыне, где время потеряло смысл. Институт не растет в высоту, он расширяется во все стороны, блестит и мерцает под лучами солнца.

2.

— Бьарн! Друг мой! Добро пожаловать!

Автобус въехал на перекресток с круговым движением, где в изобилии росли кусты и травы, и остановился, переводя дух после долгой поездки.

Он ждет меня на тротуаре перед входом в здание института. Маленький и толстый, с веселыми добрыми глазами, плешкой и румяными щечками. Если бы еще добавить монашескую рясу, была бы прекрасная пародия на монаха.

Зовут его Петер Леви.

Институт Шиммера — исследовательский центр, притягивающий студентов и ученых со всего мира. На недели и месяцы можно снять номер в гостинице института, а потом закопаться в его богатейшей библиотеке. В особом корпусе реставрируют фрагменты манускриптов, расшифровывают слова, записанные на пергаменте или папирусе тысячи лет назад. Теологи, историки, лингвисты, палеографы, философы, археологи и этнографы работают в дружном единении. Все они хотят пролить свет на прошлое.

Петер Леви подходит ко мне с таким восторгом, что я подумываю, не принимает ли он меня за кого-то другого. Но он еще раз кричит «Бьарн!» и жмет мне руку, глядя в глаза и широко улыбаясь.

— Добро пожаловать! Я надеюсь, мы сможем быть тебе полезны! — Он говорит по-английски картавя, с заметным акцентом.

Мы с ним уже общались. Два дня назад. Я позвонил ему из квартиры Турстейна Авнера после моего побега от Мак-Маллина. Он был для меня именем на письме с приглашением от института. Только именем, случайным контактным лицом. Теперь он будет моим гидом и консультантом. Каждому гостю в институте полагается иметь куратора, постоянно живущего здесь человека. Но Петер Леви ведет себя так, как будто мы с ним однополчане. Которые сидели в одном окопе, когда снаряды свистели у нас над головой, а горчичный газ, как каша, лежал толстым слоем, и мы по-братски делили один противогаз на двоих. Хотя в нем была дыра.

Я не знаю, можно ли ему доверять. Но он мне нравится.