Читаем Разорванный круг полностью

- Знаешь, чем мне этот мужик нравится? - кивнул в сторону Пилегина. Он бог в своей области, а любую дельную поправку от любого человека не только без обиды, но даже с радостью принимает. Наши ему однажды тоже целый ворох всевозможных решений подкинули. Не все он принял, это естественно, но принял многое. А другому попробуй заикнись, что в его конструкции или в рецепте что-нибудь неладно. Да он тут до небес взовьется! Амбиция, обиды! Не рад будешь. И не только ученый мир этим грешен. Например, скажи тебе, что не так завод ведешь...

- А тебе? - прищурился Брянцев.

Честноков ничего не ответил.

- Я бы на вашем месте, Алексей Алексеевич, на завод не торопился, доверительно сказал Пилегин, уводя Брянцева к окну. - Жена Кристича совершенно обезумела от неизвестности, и ваш зам Карыгин заверял ее, да и других, что директор не приедет до тех пор, пока не отыщет его.

- Но не мог же я мотаться по Средней Азии, оставив завод. Там и без меня ведут поиски, всю милицию поставили на ноги.

Вошла секретарша.

- Владимир Петрович, тренер "Шинника" просит принять.

Пилегин и Брянцев переглянулись. Они хорошо знали, каким патриотом заводской футбольной команды был Честноков, как болезненно переносил поражения (как раз накануне "Шинник" проиграл), и решили ретироваться.

- Разреши пройти по заводу? - сказал Брянцев.

- Пожалуйста, - с готовностью сказал Честноков. - Только уговор: не вздумай переманивать. Иначе...

Брянцев ходил из пролета в пролет, из корпуса в корпус и испытывал острое сожаление оттого, что у него мало времени. Засел бы он тут недельки на две - привез бы множество новинок. Ведь внедрение передового опыта по-прежнему идет самотеком. Каждый дует, во что горазд. Кто хочет, тот ищет, перенимает, кто не хочет - свою лапу сосет.

Вот опять у сборочного станка чисто местное приспособление - прикатчики незнакомого ему типа. И станок какой-то непонятный - основные узлы Пилегина, а остальная оснастка не его.

- Чей станок? - спросил Брянцев первого попавшегося ему человека, с хозяйским видом расхаживавшего по пролету.

- Наш, ярославский, - не без гордости ответил тот и вдруг воскликнул: Лешка! Ты?

Брянцев с трудом узнал в плечистом, полноватом для своих лет человеке не кого иного, как Антея, а когда узнал - смутился. В ту пору отношения у них так и не сложились. Сначала он завидовал Антею, потом Антей завидовал ему. Правда, зависть у них была разная. Брянцев напрягал все силы, чтобы догнать своего соперника, а Антей, когда остался позади, злился, но особой прыти не проявлял и сил не тратил. Когда Брянцев ушел в институт, они холодно простились, и, как ни странно, этот холодок проступил и сейчас, спустя столько лет.

Они стояли, рассматривали друг друга и не знали, с чего начать разговор.

- А ты здоровый стал и важный, хотя и тогда фигурой отличался, - не особенно дружелюбно произнес Антей. - Небось уже большим начальником работаешь. Кем?

Не захотелось почему-то Брянцеву назвать свою должность, и он сказал:

- Вроде бы начальником.

- Начальник цеха? - допытывался Антей.

- Да нет, директор.

- Ишь ты, - с уважительной завистью произнес Антей. - Сколько же ты зарабатываешь?

Брянцев невольно усмехнулся:

- Ты лучше спроси, сколько я часов в день работаю, сколько ночей на неделе не сплю, сколько раз отпуска за работой проводил, сколько бит был, сколько шкурой своей рисковал. А ты сразу - заработок. По труду и заработок.

- Ну да, оно, конечно, так... - сказал Антей и заторопился. - Проста, сегодня у меня дело на участке плохо идет.

- А вообще как идет?

- Ничего, - уклончиво ответил Антей. - В начальники податься образование не пускает. Хорошо тебе: инженер.

Брянцев не стал с ним пререкаться, осведомился о здоровье их общего учителя Семена Гавриловича, передал привет и пошел дальше.

В конце концов он заплутался в лабиринте новых и старых корпусов, крытых переходов и, к стыду своему, вынужден был спросить дорогу в испытательный цех.

Он помещался в новом трехэтажном корпусе, который протянулся вдоль другого корпуса, тоже нового и большого. Брянцев знал, что испытательная станция здесь самая большая в стране, но действительность превзошла его ожидания.

В огромных двусветных залах можно разговаривать, только крича человеку в ухо, настолько силен здесь шум множества стендов для испытания шин. Со скоростью в шестьдесят - семьдесят километров катились шины разных конструкций по отполированной поверхности маховиков, стучали о плицы, имитирующие неровности почвы. Но были в этом здании и тихие залы, где в термокамерах испытывали шины на морозостойкость и на тепловое старение.

- А эти стенды почему закрыты кожухом? - спросил Брянцев встретившегося ему начальника цеха.

- Обкатываем шины при температуре в шестьдесят градусов, - охотно объяснил тот и открыл задвижку на небольшом отверстии, из которого вырвался поток горячего воздуха. - Это шины в тропическом исполнении. А вот то, в углу, - камера для гидравлических испытаний - рвем шины под давлением изнутри.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза