Разожми ладонь (СИ)

Кожу начинает ощутимо пощипывать, и я замираю, широко распахнув глаза. Мне требуется время, чтобы собрать буквы в слова, потому что внезапно становится тяжело не только говорить, но и дышать. Пытаюсь справиться с горячей волной, обжигающей горло и успокоить грохочущее сердце от неожиданных ярких картинок неясных воспоминаний.

— Какую елочную игрушку, ба? — по слогам выдаю слова, а сама уже складываю в голове целую картинку.

Детский дом. Канун Нового года. И невыносимо красивый мальчишка с грустными глазами, который потерял веру в чудеса.

За шумом в собственной голове, я не могу разобрать того, что продолжает говорить бабушка. Прикладываю холодные пальцы к вискам и, как в густом тумане, слышу голоса из прошлого:

— Как тебя зовут?

— Паша, а тебя?

Господи. Этого не может быть! Я была уверена в том, что он выдумал наше знакомство. Тысячу раз повторяла себе то, что это простая насмешка. Глупая шутка. Но...

— Потому что когда-то я уже называл тебе своё настоящее имя, Цветочек!

Оказывается, все это время он не шутил, и мы действительно были знакомы. Все это время он помнил меня. А я... Я нет.

Я так стремительно вскакиваю со стула, что чуть не переворачиваю стол. Хватаюсь за сумку и пытаюсь отыскать в ней свой телефон. Значок в левом верхнем углу уведомляет меня о том, что с сетью здесь глухо, и можно даже не пытаться сделать звонок.

— Господи, бабушка. Какая же я дура! Я столько всего ему наговорила. Я же не поверила ему...

— Успокойся, Колокольчик! — бабушка заботливо опускает ладонь на мою макушку и ласково гладит по волосам. — Сейчас ты все равно ничего не сделаешь. Давай ложиться спать, а завтра вместе подумаем, как исправить твою ошибку.

— Кажется, я знаю, что мне нужно делать, — я слегка отстраняюсь и задумчиво прижимаю мягкие подушечки пальцев к губам. — Скажи, а ты в этом году уже варила малиновое варенье?

Глава 24.

Лука.

Тело ломит так, словно по мне несколько раз проехались бульдозером. Перед глазами белый потолок больничной палаты, чувствую, как в гнетущей тишине пульсируют виски и нещадно трещит голова. Ощущение, что она вот-вот расколется на две половины. Во рту до горечи сухо и, кажется, что вместо языка наждачная бумага, которая царапает небо, а в горле колючим комом стоит противная тошнота.

Яркий свет заставляет крепко зажмуриться, и я вновь закрываю глаза.

Твою мать! Лучше бы я дальше спал. Не помню, что именно мне снилось, но точно помню перед собой бездонные голубые глаза, манящие своей необыкновенной чистотой. И яркие пухлые губы с едва заметными трещинками, которые я смог позволить себе жадно и долго целовать. А она отвечала с желанием и с чувством.

Слишком живо и явно перед глазами стоит эта картина, поэтому так неохота возвращаться в свою мутную реальность, которая прибила меня к больничной койке.

Помню, как меня привезли в лес, как пинали ногами, как откуда-то возник Жуля с тремя знакомыми ребятами. Помню, как поднялся на ноги и узнал от Илюхи новость про своего отца. А потом сел в машину и поплыл.

Перед глазами образовалась тьма, в голове пустота, а в ушах невыносимый звон, сквозь который пробивались угасающие голоса парней.

Дальше все обрывками и отдельными кадрами.

Смутный образ врача с непонятными манипуляциями. Медсестричка, вгоняющая в вену острую иглу. Палата и сон.

Снова открываю глаза и пытаюсь оторвать голову от подушки.

Слегка приподнимаюсь, и тут же весь правый бок простреливает адская боль, заставившая меня сквозь зубы зашипеть:

— Черт!

— Очнулся, наконец? — знакомый голос окончательно вырывает меня из полусонного состояния, и я медленно поворачиваюсь на звук.

Возле окна на небольшом кожаном диване в расслабленной позе, закинув ногу на ногу, сидит Козырь с планшетом в руках. Оторвав глаза от экрана, в ожидании, он смотрит на меня проницательным взглядом сквозь прозрачные стекла очков.

Все же несколько неожиданно видеть его здесь одного, но несмотря на его присутствие, я лучше предпочту и дальше пялиться в пустой белый потолок. Потому что теперь понятия не имею, как мне себя с ним вести.

— Как ты себя чувствуешь? — в ответ на мое молчание задаёт следом еще один вопрос.

И сейчас ничего не отвечаю, только слышу, как скрипит кожа дивна и отдаются в голове тяжелые шаги. Краем глаза замечаю, как он подходит к моей койке, берет с тумбочки бутылку с водой и, открутив крышку, протягивает мне.

— Выпей!

Не глядя, беру из его рук воду и опрокидываю в себя. Когда прохладная вода попадает в горло, становится куда легче, и я нахожу в себе силы говорить:

— Что со мной?

— Несколько трещин в рёбрах и сотрясение.

— Долго я был в отключке?

— Вчера тебе вкололи снотворное. Сейчас... — задрав рукав дорогого пиджака, он смотрит на часы и резким движением руки двигает под себя стул. Сев на него, спокойно продолжает, — всего шесть утра. Ты ничего не пропустил.

Это не может не радовать. Прикрыв глаза и вздохнув с облегчением, я вновь вспоминаю Дину. Возможно, и пропустил. Что, если она ответила на мои сообщения?