Разрешаю любить или все еще будет

По утрам я стал ездить в научно-исследовательский институт. Дорога оказалась несколько длиннее, чем до проходной завода, но это меня нисколько не расстраивало. Я нашел способ не менять свой график — поднимался в назначенный час, но, ужав время на сборы, выходил из дому пораньше и всего лишь.

В НИИ я попал во вновь организованную лабораторию. Меня встретил Максим Григорьевич Шестерев. Он был человеком очень деятельным не только на работе, но и за пределами института. Детская мечта стать летчиком манила его — он посещал клуб ДОСААФ, летал на спортивных самолетах и не только — прыгал с парашютом. Не забывал Шестерев и о своих сыновьях. Они находились рядом. Я тоже подумывал обратиться к нему за помощью и записаться в клуб, тогда такое было возможно, но скоро Юрий Алексеевич мой руководитель взял меня в оборот и, мелькнув белокрылой птицей, самолет, неожиданно появившись у меня перед глазами, также неожиданно и исчез, будто и не было его.

Обстановка в НИИ отличалась от заводской. Кроме того, лаборатория была на грани становления. Мне приходилось первое время заниматься самыми различными делами, даже столы таскать.

Коллектив лаборатории только-только формировался и поэтому я не испытывал себя новичком. Длительная работа на одном месте снижает интерес, расхолаживает и вообще плохо действует на человека. Я был рад изменениям условий в своей жизни. Здесь у меня появился стимул к работе.

Экзамены в аспирантуру я сдал успешно и был принят на заочное отделение. Юрий Алексеевич не раз говорил мне, когда я был еще студентом:

— У вас молодой человек есть дар исследователя, не следует об этом забывать, дерзайте…

Он помог мне определить тему диссертации. В НИИ благодаря его знакомому я был подключен для участия в работах, позволяющих мне в последствии набрать необходимый материал для диссертации. Ко всему прочему рядом со мной работало много красивых девушек, и я мог в них, на зло Нате влюбляться. А еще у меня появилась возможность часто выезжать в командировки, и я мог в любой момент привезти себе невесту издалека.

Однако скоро я понял, что на девчонок мне заглядываться нет смысла. Одна довольно симпатичная особа Вера однажды мне открылась:

— Юра я тебя просто обожала. Вот если бы ты не был занят, я бы была с тобой. А так я себе нашла парня.

— Да откуда ты взяла, что я занят? — были мои слова. Я не поленился и тут же спросил: — Интересно кем?

— А как же кольцо, которое я у тебя видела? — вопросом на вопрос ответила Вера. — Покажи мне свою руку.

Я показал. Никакого кольца у меня не было. Одно время я носил перстень, но затем его забросил. Этот перстень никак не мог быть обручальным кольцом. Просто я психологически создавал у всех девчонок, которые меня окружали, впечатление женатого мужчины. Таким меня сделала Ната. Я должен был всю свою жизнь быть ее потенциальным женихом, держаться около нее и подобно моему другу Жени ждать очереди, когда она освободится и пожелает со мной соединиться, выйти за меня замуж. Или же был еще один выход — не обращать внимания не только на Нату, но и на всех других девчонок и все свое время отдавать науке.

Я выбрал последнее, и окончательно разучился флиртовать, заигрывать с девушками, потерял те незначительные навыки, которые имел от общения с ними в школе, в институте, на заводе. Меня стали занимать только исследования. Я обрабатывал сотни образцов, таскал их на испытания, записывал результаты, анализировал.

На выполнение работы у меня ушло много времени. Два первых года я был простым исполнителем. Затем уже перед окончанием аспирантуры мне заведующий лабораторией предоставил возможность отчитаться. Я, хотя и нервничал — отлично выступил на научно-техническом совете, за что был повышен: мне дали должность научного сотрудника. В институте научный стаж имел значение, особенно для тех его работников, которые собирались в будущем защищать кандидатскую диссертацию. Он влиял на их заработную плату.

Наш НИИ работал по гибкому графику, то есть мы могли начинать с восьми часов утра до десяти и оканчивать соответственно с пяти до семи часов вечера. Я пользовался этим положением: приходил рано, а уходил поздно. Но даже этого времени мне не хватало. Не знаю, смог бы я вообще выйти на защиту, если бы не мой руководитель. Он мне был и отцом, и наставником, и учителем, и коллегой, и просто другом. Сколько я раз в трудную минуту порывался сказать ему: «Юрий Алексеевич, не могу больше — баста», но стоило мне посмотреть в его искрящиеся добрым светом глаза, услышать голос и слова готовые сорваться с губ вдруг застревали.

Я, при редких встречах с Фоковым своих «аспирантских дел» не касался, о работе также не говорил. У нас тем для обсуждения хватало. Мне трудно было себе представить, что именно здесь в институте я вдруг встречу Евгения. Мы столкнулись с ним в коридоре одной из лабораторий. Я бежал за результатами исследований.

Он долго жал мне руку. Опомнившись, Фоков первым делом задал мне вопрос о том, как я смотрю на то, чтобы и Наталью Михайловну перетащить к нам в институт.