Разрешаю любить или все еще будет

В тепле я расклеился, меня повело, еще минута, другая и упал бы в угол прихожей. Едва удерживая равновесие, я кое-как расшнуровал ботинки и стряхнул их с ног. Затем я освободился от куртки и пиджака. Тапочки я искать не стал, торопливо шлепая прямо в носках — бросился в туалетную комнату. Она была напротив. Там, я почувствовал облегчение. Струи холодной воды придали мне силы, и я вышел в коридор в несколько приподнятом настроении. Дверь комнаты, в которой находилась Ната, была приоткрыта и глаза помимо моей воли уставились на нее. Движения женщины были мягки и элегантны. Я не мог поверить. Мы выпили много. Она не отставала от меня. Даже способствовала тому, что я напился. Происходящее было не вероятно: не могла она так изящно раздеваться, словно в танце.

Я, глядя на Нату, заметил, как полетело вечернее темно-синее, как ночь платье на кровать необычайно большую и широкую. Туда же отправилась тонкая ажурная рубашка, затем лифчик, наконец, трусики. На меня женщина не обращала внимания. Она как в танце делала свои «па» и все сильнее меня завораживала. Я знал, на сто процентов был уверен, что Ната видит меня.

Цветок — невиданный цветок. Я ошалел от ее наготы и невольно в восторге вскрикнул.

— Ах ты, негодник! — ласково сказала Ната. — Ты, оказывается, подглядываешь. Это не хорошо, — тут же, не одевая белья, она достала из гардероба легкий цветастый халатик и набросила его на себя.

— Я сейчас иду. Да, не смотри на меня так, — сказала Ната, направляясь ко мне, на ходу застегивая пуговицы. — Пошли на кухню, будем пить чай! — захихикала женщина и прижавшись ко мне, взяла за руку и слегка подтолкнула. Мои ноги не шли, отказывались. Я чувствовал тепло ее тела. Оно еще сильнее возбуждало меня. Я весь дрожал. Такого со мной уже давно не было.

— Да ты замерз. — Кустина развернула меня и повела как ребенка в спальню. — Я знаю, что тебе нужно!

Белизна ее прекрасного тела снова резанула меня по глазам. Я уже ничего не мог с собой поделать. Она разрешала мне себя любить. Сбросив халат, женщина упала на кровать. Мои руки не слушались, пальцы запинались. Я весь дрожал. Кустина с хихиканьем наблюдала за моими действиями. Уже после я понял, что был смешон перед нею. Она все это уже проходила. Ей все это было знакомо. Я же был как тот мальчик — несмышленыш. Я ерзал и так и сяк, старался, но мое тело было против, да и, наверное, душа также. У меня в ту злополучную ночь ничего не получилось.

Ната хотела меня удержать, я же отчего то стал вырываться из ее объятий. Убежал я под ее хихиканье, судорожно оделся: кое-как застегнул пуговицы, правда, не все, галстук, как веревка болтался у меня на шее, шнурки тащились по полу, куртку я просто набросил на себя сверху.

Дома я появился далеко за полночь. Мне было противно. Хорошо, что я не попал в какую-нибудь передрягу, а мог ведь, но Бог миловал — пронесло. Правда, возвращаясь огородами от станции, я столкнулся с мужиком. Он меня чуть не забросал мусором, опорожняя ведро.

— Осторожней черт! — буркнул я. — Не видишь, люди ходят.

— Люди спят уже! — ответил мне мужик. Я пригляделся и узнал Гришку-двоечника.

— Ты, какими путями снова к нам забрался? — спросил я у него.

Он во всех подробностях рассказал мне свои злоключения. Выяснилось, что не смог ужиться рядом с отцом. Раньше он его не жаловал. Паренек крутился возле своей бабы Паши и вот сейчас убежал.

— Нет сил. Да, и в городе тяжело, — сказал Гришка. — Здесь у меня дом. Вот навожу порядок, буду у вас соседом. На родине легче! Я уже днем был у тебя, разговаривал с тетей Любой.

— Ну ладно! — сказал я Григорию, — прощай, поздно уже. Я пошел. Если трудно будет, приходи, помогу.

Мать не спала, ждала меня.

— Ты, почему так долго! — спросила она. — Тебе звонили: Виктор и Семен. Надежда забегала, спрашивала: «Не пришел?»— Я сказала, что нет.

Мне хотелось как-то успокоить мать. Но ей было достаточно того, что я стою у нее перед глазами.

— Ложись спать, — сказала она. — Завтра все расскажешь.

Она догадывалась о моих приключениях. Ей сообщили, что меня увела к себе Ната. Мать была спокойна. Раз не остался на ночь и вернулся домой — значит, вырвался из пут Кустиной. Я тоже это понимал и не знал горевать мне или радоваться. Возврата уже, наверное, не должно было быть. Моя Ната, а если быть точнее — Наталья Михайловна Кустина ушла, ушла в прошлое.

18

Выходной день он дает возможность расслабиться, отдохнуть от дел. И я расслаблялся — спал долго. Много времени лежал просто так — не хотел вставать, даже тогда, когда сон уже ушел. Я старался отогнать от себя воспоминания о вечере выпускников. Мне после него было тошно, не по себе, хотелось обо всем забыть — все вычеркнуть. Но у меня ничего не получалось. Не знаю, сколько еще бы времени я лежал и крутился, как уж на сковородке, уворачиваясь от своих дурацких мыслей, если бы не мать. Она вошла в мою комнату и сказала:

— Юра, вставай, хватит тебе лежать! Скоро обедать надо, а ты еще и не завтракал. Да, оденься, не выходи в трусах и майке, к нам пришла Юля. Девушка сохнет по тебе, а ты ее не видишь. Где твои глаза?