Разрешите доложить!

Встрепенулся Голиаф, глаза – радостные, даже лапки сложил молитвенно – до того ему хочется на реликвию поглядеть. И Ваня с Яшей – тоже.

– И мы… – просят. – И нас…

Нахмурился Пиньков. Толку от гномиков маловато, а вчетвером идти – и заметнее, и шуму больше… Но не бросать же их, верно? Да и в бою они себя показали, согласитесь, неплохо…

– А ладно! – говорит Пиньков. – Вчетвером так вчетвером!

Попрощались и пошли. А этот, родитель который, так со своим пупырчонком вылупившимся и остался. И что с ним потом стало – не могу знать, товарищ старший лейтенант…

Глава 5

О воин, службою живущий!

Читай Устав на сон грядущий.

И утром, ото сна восстав,

Читай усиленно Устав.

Вышли снова к речке и двинулись по берегу в низовое овражье к ободранной пустоши. Присмирели гномики, притихли: бардак-то нарастает с каждым шагом… В общем, конечно, процесс естественный, товарищ старший лейтенант, но когда такими темпами – то жутковато… Бурьян вокруг – не продерешься, дички пошли целыми рощами. То ли неокультуренные еще, то ли уже выродившиеся… Плоды на них, правда, имеются, но, во-первых, толстокорые – полтора сантиметра железа, без взрывчатки не вскроешь… А во-вторых, даже если вскроешь, все равно тушенку эту есть невозможно – солидолом отдает.

Проломились кое-как через бурелом дикой гуаши, а там посреди полянки гномик на пеньке сидит и не убегает.

– Привет, – говорит, – проверяющий!

И голос знакомый – развязный, даже слегка нагловатый.

– Погоди-ка, – говорит Пиньков. – А это не ты тогда у селекционера за фанеркой сидел?

– Я, – говорит.

А зубы у самого длинные, как у зайца, верхняя губа короткая – все время скалится.

Понравился он Пинькову.

– Ну и как там твой селекционер поживает?

– А он уже не поживает, – цинично отвечает гномик. – Сожрали вчера.

– Как?!

– А так! Колдуну лимфа в голову ударила – приказал выдавать селекционерам по банке в день. Тут же и сожрали. Теперь там пупырчатый сидит… селекционирует.

«Эх…» – думает Пиньков.

– Ну, а ты? – спрашивает.

– А что я? – отвечает гномик. – Я как услышал, что банку в день будут выдавать, сразу же и сбежал. Что я, глупенький, что ли? Ясно же, чем дело пахнет!

– Да уж… – соглашается со вздохом Пиньков. – Ну а зовут тебя как?

Фомой, говорит. Он, кстати, из всех пиньковских гномиков самым толковым оказался. Только вот с дисциплиной у него неважно. Ну да это дело наживное, товарищ старший лейтенант: не можешь – научим, не хочешь – заставим…

Идут дальше. Трофейная тушенка кончилась, жрать нечего. А места кругом дикие: пупырчатые – как бронетранспортеры. Те, что помоложе, даже о колдуне ни разу не слышали, а уж о каком-то там проверяющем – тем более… Такая вот обстановка.

Боем? Да что вы, товарищ старший лейтенант! С пятью салагами, да без оружия, да против такой банды?.. Как хотите, а со стороны Пинькова, это был бы чистейший воды авантюризм…

Но чем-то же кормить рядовой состав надо! «Ладно, – думает Пиньков. – Попробуем бить врага на его территории и его же оружием».

Присмотрел тушеночное дерево, стал наблюдать. Разошлись пупырчатые на утреннее мародерство, а одного, как всегда, оставили сторожить. Начистил Пиньков сапоги, надраил бляху, подворотничок свежий подшил, а дальше на глазах у изумленных гномиков делает следующее: расстегивает крючок с верхней пуговицей, сдвигает голенища в гармонику, распускает ремень, пилотку – на левую бровь и направляется вразвалочка к дереву. Глаза – надменные, скучающие.

Пупырчатый смотрит.

– Чего уставился, шнурок? – лениво и нахально осведомляется рядовой Пиньков. – Дембеля ни разу не видал?

Растерялся пупырчатый, глазенки забегали. А рядовой Пиньков тем временем все так же лениво протягивает руку и берется за банку. Только было пупырчатый зарычать собрался…

– А?! – резко поворачиваясь к нему, спрашивает Пиньков. – Голосок прорезался? Зубки, блин, на фиг, прорезались? Я те щас в зубках проборчик сделаю! С-салабон!..

Пупырчатый от ужаса на спину перевернулся, хвост поджал и только лапами слегка подрыгивает. А брюхо такое розовое, нежное…

Сорвал Пиньков одну банку, вторую, третью. Тянется за четвертой. Пупырчатый только поскуливает – рычать не смеет. Делает Пиньков паузу и смотрит ему в глаза.

– Положено дедушке, – негромко, но со всей твердостью старослужащего говорит он.

Срывает четвертую банку и некоторое время поигрывает ею над зажмурившимся пупырчатым.

– Сынок, – цедит, – службы не знаешь. Ты давай ее узнавай. Тебе еще – как медному котелку…

И с четырьмя банками неспешно, вразвалочку удаляется в неизвестном направлении…

…А по-моему, яркий пример солдатской смекалки. И потом, товарищ старший лейтенант, сами подумайте: ну какой из Пинькова «дембель»? Пиньков по общепринятой терминологии «черпак». То есть до «дембеля» ему еще служить и служить! А этих четырех банок им, между прочим, на два дня хватило…

Ночевали, конечно, где придется. На лужайке, к примеру, под скалой. Выставляли караул в количестве одного гномика, смену производили, все как положено. Утром гномик командует: