Она лежала рядом, вдыхая и выдыхая запах города. Ее грудь быстро поднималась и опускалась, на алых губах блуждала загадочная улыбка. Выпавшие из-под шапки кудряшки трепетали на ветру, и мне непреодолимо захотелось намотать их на палец и поднести к лицу. Вот черт. Она была так красива, что у меня захватывало дух. Желание поцеловать эту девушку было единственной причиной, чтобы жить дальше, чтобы дышать.
— Расскажи мне. — Вдруг сказала она, повернувшись.
Ее рука коснулась моей, и в груди взметнулось пламя.
— Я не могу. — Закрыл глаза, чтобы не потерять окончательно контроль над собой и своим телом.
— Тебя это тревожит, я вижу. Расскажи, Ром.
И вот это ласковое «Ром» — как открывашка для бутылки. Пш-ш-ш, и все мои эмоции понеслись наружу.
— Я не рассказывал об этом ни одной живой душе.
— Говори.
— Мой отец крутил шашни с моей девушкой. — Горечь застряла у меня в горле. Стало больно дышать. — Ее звали Нина. Мы познакомились случайно, у кого-то в гостях. Я думал, что нравлюсь ей, и что у нас может что-то получиться. Мы общались, она то отталкивала меня, то приходила сама. Потом я узнал, что она просто таким способом привлекает внимание своего бывшего парня. Кирилла. Ты его знаешь.
— Да.
— Мы с ним поговорили, он сказал, что у них ничего нет, и я продолжил ухаживать за Ниной. У нее были трудные времена, и я попросил отца устроить ее к нему в офис. А потом она порвала со мной, объяснив это тем, что у нее появился кто-то другой.
Я глубоко вдохнул, пытаясь удержать слезы.
— Обычный дождливый день. Не знаю, почему я решил заскочить к нему после занятий. Как сейчас помню, как поднимается лифт. Эти два десятка шагов до его кабинета. Дверь распахивается, и я вижу их. — Зажмурился. — Она сидит на его столе. Они целуются, лихорадочно сдирая друг с друга одежду. А из динамика его смартфона доносится мелодия, которая установлена на мою маму.
— Мне очень жаль. — Настины пальцы теснее переплелись с моими.
— Я ничего не помню. Кажется, что-то сказал ему. Он что-то кричал вдогонку. Бежал за мной, застегивая на ходу рубашку. Все, как в тумане. Обрывками, кадрами. А когда вечером я вернулся домой, застал его воркующим с мамой на кухне. Он обмазывал курицу специями. Теми же руками, которыми мял Нинкины ляжки в своем кабинете. И целовал мать теми же губами, которыми впивался в чужой рот… — Мой голос дрогнул, сорвавшись на хрип. — Меня чуть не вырвало. — Я глубоко вдохнул и выдохнул, ощущая, как боль этого груза покидает мое тело. — Все ждал, когда он расскажет. Но у него не хватало мужества. Я ждал шесть гребаных месяцев, а потом сказал ей сам. И это все разрушило. Оказывается, она предпочла бы не знать. Боже… Эти полгода, они прошли, как в аду, но теперь все еще хуже…
— Ром… Спасибо, что рассказал. — Настя прижалась ко мне ближе. Ее дыхание согрело мою шею. — Тебе было очень больно. Так бывает. Но ты стал сильнее, а, значит, сумеешь все пережить и обязательно найдешь выход. Эй, я с тобой.
— Правда? — Спросил с улыбкой.
Ее подбородок уперся в мое плечо. Наши лица находились так близко, что у меня снова защекотало в животе. Мне хотелось сказать ей так много, но вместо этого мы оба молчали. И было так легко, как давно уже не бывало. Будто жизнь снова возвращалась в мое окаменевшее тело.
— Не уходи. — Прошептал я, наблюдая за движениями ее пушистых ресниц.
— Не уйду. — Улыбнулась она. Шмыгнула носом и добавила: — Обещаю, мы останемся здесь навсегда и околеем до смерти.
— Вот черт. — Рассмеялся я, приподнимаясь. — Ты замерзла? Сильно?
Настя привстала и коснулась пальцами покрасневшего носа.
— Есть немного.
— Идем, погреемся. — Подал ей руку и помог подняться. — Здесь есть одно кафе.
— А мы можем взять еды с собой и поесть в машине?
— Конечно.
— Я просто тоже очень соскучилась по тишине.
Мы спускались в лифте, осматривая город с высоты птичьего полета. Постоянно перебивали друг друга, показывая пальцами и называя вслух достопримечательности и здания, смотревшиеся особенно эффектно с такого ракурса. Смеялись и постоянно переглядывались. Я открылся ей и теперь чувствовал облегчение. Мне хотелось большего: хотелось скорее исправить все ошибки. Отказаться от этого дерьмового спора и расставить, наконец, все по своим местам.
Взяв еды, мы направились к машине. В кармане зазвонил телефон. «Зайцева» — значилось на дисплее. Я скинул вызов и убрал телефон в карман. Настя сделала вид, что ничего не заметила. Мне стало стыдно.
— Меня зовут Анастасия Ежова. — Сказала Ёжка, сев на пассажирское сидение. — Мой папа умер, мама тяжело больна. Кроме дяди Кости у меня в этом городе никого нет. — Она постаралась улыбнуться в ответ на мой сочувственный взгляд. — Да все нормально, я привыкла. Это у вас в городе все избалованные, а мы, деревенские, закаленные.
— Ты из деревни? — Мои брови взметнулись вверх.
— Да. — Гордо. — Из Степановки. У меня там деревянная изба, русская печь, колодец. — От воспоминаний на ее лице расплылась улыбка. — Там дышится вольно, березы шумят, сверчки поют в высокой траве, река плещется. А восходы какие рубиновые, а звезды какие яркие!