Разрешите влюбиться

— Са-ни-тар-кой… — Произнесла медленно, словно ожидая от меня какой-то реакции.

В горле пересохло. Вспомнил, сколько раз она пропадала из виду, спускаясь в метро. Бедная девочка, ей приходилось так тяжело работать — сразу на нескольких работах, чтобы выживать, а я все это время просто сорил деньгами налево и направо, угощая друзей и спонсируя их пьяные вечеринки.

— Я… провожу тебя. — Постарался улыбнуться.

Не знал, что еще сказать. И, похоже, ее это огорчило. Настя явно ожидала от меня большего.

Мы получили наши куртки, оделись и вышли. Поправив воротник, она оглядела стоянку, но так и не увидела мою машину. Еще раз осмотрелась, но ничего не сказала. Просто посмотрела на меня.

— Идем? — Кивнул в сторону тротуара.

— А… ты сегодня пешком?

— Ага. — Протянул ей руку.

Немного помедлив, Настя покосилась на крыльцо, где могли стоять ее и мои знакомые, а затем робко вложила свою ладонь в мою.

— А где машина? — Щурясь, взглянула в мое лицо.

Я крепко сжал ее руку.

— Ее больше нет. — Пожал плечами. — Отдал другу.

— Вот как…

— Да. — Усмехнулся. — А в вашу больницу санитары не нужны? А то я бы тоже устроился.

— Это тяжелая работа.

— Думаю, я бы справился.

Она подняла на меня взгляд и улыбнулась.

— Не представляю.

Мы доехали до больницы, и я проводил ее до самого входа. Настя замерла у двери и пробормотала:

— Спасибо.

— Мы сегодня увидимся? — Спросил, не желая выпускать ее руку из своей.

— Я еще не решила.

— Я не про мой вопрос. Мы ведь можем… просто увидеться, да? До которого часа ты здесь?

Девушка осторожно вытянула свою руку из моей:

— Оля настаивает, чтобы я пришла на посвящение в студенты.

Теперь я не чувствовал прикосновение ее кожи — только холодное дыхание осени.

— Значит, я тоже приду. — Обрадовался. — В девять?

— Да.

— Тогда до вечера. — Мой голос прозвучал неуверенно и хрипло.

— Хорошо. — Она переминалась с ноги на ногу. — Пока.

— Пока. — Улыбнулся ей.

А она мне в ответ. И эта ее улыбка разорвала напряжение между нами, как вилка воздушный шарик.

— Пока!

— Пока!

— Насть! — Позвал ее, когда она уже направилась к двери.

— Да? — Обернулась.

— Ты — молодец. — Выдавил. — И я… я буду скучать.

Скажи «Я тоже». Скажи. Скажи.

— Сочувствую. — Подмигнула она.

Улыбнулась и спешно скрылась за дверью.

Я беззвучно рассмеялся. Отошел назад и сел на скамью. Уставился в окна — вдруг увижу ее силуэт. Но это было практически невозможно. В таком огромном здании, больше похожем на улей, с десятками, нет — сотней похожих друг на друга окон. В беззаботно желтом снаружи и серым от боли и страданий изнутри.

Я поднял голову и посчитал этажи. Их было семь. Больница нависала надо мной холодной тенью, словно угрожая раздавить. Воспоминания, которые так долго спали в уголках моего сознания, снова рванули наружу мощным потоком.

Кажется, я даже снова чувствовал запах крови на своей одежде, ощущал ее липкий жар на своих ладонях, и снова к горлу неумолимо подкатывала тошнота.

Вскочив, я помчался прочь по выложенной камнями дорожке к главным воротам. На бегу достал телефон и набрал Сурикова:

— Паш. — Сглотнул, продышался. — Дай номер мамы. Пожалуйста. Да, мне очень надо. Срочно.

Проклятые слезы подобрались к векам и принялись щекотать нос.

— Спасибо. — Скинул вызов, дождался сообщения с номером и тут же его набрал. — Алло. Елена Викторовна? Здравствуйте. Это Гаевский. Роман. Помните меня? Да. Все хорошо, спасибо. Да, передам. Я к вам с вопросом. Угу. Помните ту женщину? Да. Я ведь так и не узнал о ее судьбе. Как-то не до этого было. У нее все хорошо? Я просто хотел, чтобы вы нашли для меня ее адрес. Может, ей помощь какая нужна, я бы проведал ее. — Но от услышанного по спине мазнуло холодом. — Что? — Я замедлил ход и обернулся, еще раз оглядев здание больницы. — Боже, я ведь не знал…

Настя

Когда я поднялась в свою комнату в общаге, было уже почти девять часов вечера.

— Наконец-то! — Встретила меня Олька.

— А я надеялась, что ты не придешь, и мы оставим в покое эту идиотскую затею с вульгарными нарядами и унизительными кривляниями на танцполе! — Вздохнула Марина.

Надо признать, что выглядели девочки сногсшибательно. Оля и раньше не прятала свою красоту за очками и стянутыми в бублик волосами, а теперь и вовсе напоминала одну из забугорных актрис с этой шикарной голливудской волной, в блестящей модной кофточке и золотистой плиссированной юбке. А уж Савина — так та вообще не походила на себя прежнюю. Оказывается, ее фирменная култышка хранила в себе водопад из мягких волос длиной до поясницы. А ножки, торчащие из-под нового голубого платья, казались стройными и совершенно бесконечными, и даже несмотря на то, что колготы она выбрала непрозрачные, из плотного, толстого коричневого капрона.

— Я так устала, — выдохнула я, обреченно оглядев обеих подруг. Прошла, села на свою постель и посмотрела на них. — Можно, я не пойду?

— Размечталась! — Усмехнулась Олька.

— Хорошо, что я не дала себя марафетить. — Маринка жеманно откинула волосы с лица. — С трудом выдержала это дурацкое платье, а если бы еще лицо в штукатурке было, да все зря…