Но предположим, что Перри и его коллеги могли спасти его. Затем, после операции, они ввели бы его в искусственную кому, чтобы улучшить его шансы. И после этого он оставался бы еще несколько месяцев в реанимации. Возможно, ему пришлось бы перенести еще множество операций. Умственно и физически он был бы разрушен. Если бы он не умер от осложнений и наконец покинул больницу, ему понадобился бы еще год реабилитации, чтобы хоть немного приблизиться к тому Харви Ли Освальду, которым он когда-то был. И для чего? Вероятно, его признали бы виновным и приговорили к смертной казни.
24
Протез
Хирургия всегда считалась работой ручной. Но постепенно она становилась все более зависимой от техники. Без использования техники сегодня невозможно представить безопасную, надежную операцию. Техническая революция в хирургии началась полтора века назад и была инициирована безнадежно оптимистичными хирургами.
Никогда еще западная культура во всей своей полноте не видела такого большого прогресса, как в конце XIX века. В промышленной революции высшей точки достигли Возрождение, Просвещение и многие другие революции, которые предшествовали ей. Это было время появления новых социальных и географических единиц, время открытий и изобретений. Это вселяло огромный оптимизм. Технике принадлежало будущее. И нигде оптимизм нового времени не ощущался столь явственно, как во Франции. Там новая жизнь в XIX веке не привела, как в Англии, к чопорности и серым промышленным городам, или к дикому беззаконию, как в Соединенных Штатах: она породила смелость, величие и радость. Это время назвали Belle Époque[32]
. Париж, с его великолепными проспектами и бульварами, вокзалами, роскошными, как дворцы, музеями, парками и фонтанами, конечно, стоял в центре «Прекрасной эпохи». Париж был городом, где жизнь била ключом, городом Тулуза-Лотрека и Сары Бернар, ресторана «Maxim’s», «Мулен Руж», «Фоли-Бержер» и канкана. Великим хирургом этого великого города был Жюль Эмиль Пеан. Он сделал карьеру в госпитале Сен-Луи и в 1893 году открыл собственную больницу на улице де ла Санте, которую он скромно назвал «Hôpital International».Однако жизнь нуворишей в Париже резко контрастировала с жизнью рабочего населения бедных окрестностей. Разница между классами была очевидна в том числе из-за двух хронических инфекционных заболеваний, поражающих все слои населения: от туберкулеза страдали бедные горожане, а от сифилиса – беззаботные декаденты. Обе болезни были повсеместными и являлись причиной относительно низкой продолжительности жизни – пятьдесят-шестьдесят лет. В результате у людей XIX века нечасто удавалось увидеть признаки старения, которые стали обычным явлением в XX веке. Например, артроз – износ суставов – случался редко, тогда как туберкулез или сифилис суставов были распространены гораздо шире. Жюль Эмиль Пеан описал особый случай: разъеденное туберкулезом плечо и свое – типичное для XIX века – безнадежно оптимистичное решение проблемы. С помощью опытного дантиста он заменил плечо новым механическим суставом. Плечевой протез Пеана принадлежит к длинному ряду замечательных французских изобретений Belle Époque, как и самое высокое строение в мире – железная башня Гюстава Эйфеля,
Пациентом был бедняк из пригорода, тридцатисемилетний пекарь Жюль Педу. Вероятно, он заболел туберкулезом еще в детстве. Между начальной туберкулезной инфекцией, которая возникает в легких, и появлением вторичных очагов инфекции в других местах, например, в позвоночнике или иных костях, могут пройти десятки лет.