Разряд!.. Ещё разряд!

– Дывысь, шоб чемодан не впав! (Смотри, чтобы не опрокинулся чемодан и не разбились ампулы! Как потом списывать будем?)

Вспомнив бабушку Майю Ивановну, которой впору было бы внукам сказки на ночь рассказывать, а не рассекать с командой ночного дозора по донецкой степи, хочу поблагодарить своих коллег, которые в процессе реанимации садятся за компьютер описывать тяжесть состояния больного, фиксируют на диктофон мат-перемат Леушина со товарищи, по минутам списывают наркотики и псхихотропы и впоследствии не имеют вопросов со стороны администрации лечебного учреждения. Наверное, доживи Майя Ивановна до сегодняшних дней, она вполне комфортно чувствовала бы себя в нашей оптимизированной медицине.

В приёмном отделении Славянской ЦРБ нас встретил хирург, сразу понявший, что прогноз – неблагоприятный.

– ЧТО вы мне привезли?! – И тут же закурил.

Но ночной дозор продолжал сердечно-лёгочную реанимацию в приёмном отделении: анестезиолог правой рукой дышал мехом, а левой пытался выбить сигарету из пачки, фельдшер не унимался и, стоя на коленях, качал больного, Майя Ивановна писала сопроводок.

Наконец – фельдшер: «Куб адреналина – и всё!» Анестезиолог: «Вы уверены, коллега?» Хирург: «Ребят, да тут давно уже всё!» Анестезиолог: «Мой коллега пока так не считает!»

Хирург чиркнул зажигалкой. Анестезиолог помотал головой.

– Сейчас перекурим, подожди немного…

Фельдшер: «Пульса на сонной нет, зрачки широкие без фотореакции. Всё, прекращаем реанимацию!» Анестезиолог: «Вы уверены, коллега?» Фельдшер: «Да».

Анестезиолог – хирургу: «Вопросы есть?» – «Вопросов нет!». Фельдшер: «Тело оставляем, сами возвращаемся! Майя Ивановна, вы всё списали?»

По дороге домой Майя Ивановна ехала в кабине с водителем: там было «тэпло» и «не палыли» (не курили). Мы с новым коллегой наконец познакомились – в том же салоне со ставшим скользким полом.

Виктор Ильич (так звали анестезиолога) первым пошёл на контакт и рассказал, что приехал работать в Славяногорский госпиталь из ленинградской Военно-медицинской академии, потому что устал от большого города и хотел бы спокойно доработать до пенсии и умереть на родине.

Вид у него в 47 лет и впрямь был несвежий.

– Родом я из здешних мест. Подростком получил травму и ослеп на один глаз, от чего сильно комплексовал. Тоже, как и ты, окончил Артемовское медучилище. Когда узнал, что в Ленинграде делают операции по восстановлению зрения, оставил записку сел на поезд и уехал в Питер, просто сбежал из дому. Полгода проработал фельдшером, потом поступил в мединститут. По окончании не знал, по какой специальности идти в интернатуру. Но повезло, получил распределение в Военно-медицинскую академию на кафедру анестезиологии-реаниматологии. И там уж отвёл душу: работал под руководством (он стал перечислять корифеев, кого – уже не помню), написал несколько статей. Оперировать глаз времени всё не было, так на всю жизнь и остался одноглазым (про себя я потом так его и называл). А сейчас – устал, хочу спокойно пожить на родине. Правда, мои (жена и дочки) не хотят переезжать.

– Я вот тоже думаю…

– Да, я заметил, знания и хватка у вас есть (иными словами: достал меня вопросами и качал до тех пор, пока сам чуть не помер). Вам, коллега, поступать надо обязательно!

Потом я напросился к нему в операционную. Виктор Ильич, не моргнув правым глазом (потому что левый отсутствовал), дал добро. И, читая в электричке «Руководство по анестезиологии» Бунатяна и «Руководство по реаниматологии» Дарбиняна, я стал один-два раза в неделю приезжать в госпиталь на операции. Помню, что работал В. И. незаметно для хирургов: солдат заснул – проснулся – экстубировался – поехал в палату. Ничего особенного, несмотря на четырёх-пятичасовую резекцию желудка по Бильрот-2. После операции в ординаторской мой первый учитель по анестезиологии закидывал на стол ногу на ногу – прямо на стопку историй болезни и закуривал беломорину. Чёрт одноглазый!

Я тоже хотел таким быть. Сейчас, имея 20 лет стажа в анестезиологии и реанимации и «синдром выгорания», мысленно задаю ему вопросы: «Что ж в госпиталь хирургов-то не вызвал? Надо было больного с ранением воротной вены, истекающего кровью, 40 минут трясти в скорой?! Чего не заинтубировал, центральную вену не поставил, а, дядя? Приехал спокойно доработать и умереть на родине, а тут вдруг “война в Крыму, всё в дыму” и фельдшер в теме! Просто исполнил ритуальный танец: сопроводил больного в последний путь – и всё?»

И благодарю – тоже мысленно: «Пока мой коллега уверен, что у больного, несмотря на всё, есть шанс на выживание, – надо продолжать реанимацию!» Иногда работает. А уж «Спасибо, коллега!» помогает всегда – независимо от возраста и статуса. А как профессиональную ответственность повышает…

От сессии до сессии… пьют чай студенты весело!