Разрисую красками любовь

Как же он ее любит!

Глупо, что не признался вчера, когда имел такую возможность.

Где же она — его любимая, сама дорогая в мире женщина?

Прижав к себе сына, Макар уселся вместе с ним на скрипучую кровать. Спросил с паузами, так как воздуха не хватало:

— Мама не приезжала?

— Задержалась наша Ариша.

Макар поднял голову и уперся взглядом в серьезное лицо Николая Васильевича.

— Она еще утром в Любашевку собиралась.

— Знаю.

Скупые ответы тревожили все больше.

— Я звонил. Беспокоился. Она… Все в порядке?

— Утром будет. Сказала, когда приедет, все объяснит.

Макар ничего не понимал, кроме того, что Николай Васильевич не собирается делиться с ним секретами — даже если что-то знает. Что же, винить его в этом он не мог. А вот попросить…

— Я могу здесь переночевать?

Мгновения, пока дедушка Арины думал, показались Макару часами. Однако он терпеливо ждал вердикта, совершенно позабыв, что теперь у него есть самый искренний в мире адвокат.

— Конечно! Это же наш общий дом. Правда, дед?

Женя обхватил его руками, словно боялся потерять. Николай Васильевич лишь головой покачал.

— В гостиной постелю.

— Там хорошо, — одобрительно закивал Женя. — Телевизор есть.

— Чуть не забыл, — спохватился Макар. — Я же подарки привез.

Подкрепившийся Женя увлекся компьютерной игрой, но мужчины задержались за столом. Некоторое время молчали, но Макар знал, что Николай Васильевич не привык ходить вокруг да около, поэтому ждал подробных расспросов. Однако, мужчина его удивил, задав лишь два:

— Это ты навсегда или временно?

— Навсегда.

— А Аришу мою любишь?

— Больше жизни.

Старик кивнул и поднялся.

— Тогда я — спать. Старею.

— Наговариваете на себя.

— Не, я не тороплюсь. Мне еще за всеми вами надо чуток приглядеть.

— Я — не против. — Макар тоже поднялся. — Прогуляюсь немного перед сном. А на утро у нас с Женей планы. Будильник у вас… нас есть?

Николай Васильевич почесал пятерней затылок.

— Есть. В Женькиной комнате. А ты — парень не промах. «У нас». Мне нравится.

Макар же отправился к женщине, которая дала жизнь его отцу.

Эпилог

Плотнее закутавшись в ветровку Николая Васильевича, Макар застегнул верхнюю пуговицу на курточке Жени. Еще не хватало, чтобы тот простудился от холода и тумана, нависшего над рекой. Сын во что бы то ни стало хотел научить отца удить рыбу, и Макар с интересом прислушивался к тихому мальчишескому щебету.

А ведь спать хотелось ужасно. Приходилось то и дело скрывать за ладонью зевки, чтобы Женя не подумал, что Макару неинтересно. Не выспался он не только потому, что встал в пять утра. Все дело в том, что лег он только в два часа ночи.

Макар отправился в Джулии Рудольфовне, чтобы поинтересоваться, почему она сделала то, что сделала, но оказался свидетелем спектакля, равного которому не видел ни разу в жизни. Это был настоящий кошмар.

Удивление от того, что внук явился без предупреждения, быстро сменилось яростью, что тот остановился не в бабушкином доме. Кем его только не называли: несмышленышем, обманутым ослом, неблагодарным дурачиной, подкаблучником — и это самые приличные из выражений.

Макар не стал отвечать на явную провокацию, лишь посочувствовал ученикам, которым не повезло учиться в школе, которой эта женщина руководила много лет. А что пришлось выслушивать от нее Арине, мужчина боялся даже представить. В детстве и юности он не обращал внимания на бабушкины бзики, потому что всегда оказывался чем-то занятым, да и на глаза той старался не попадать. А еще приезжал слишком редко и ненадолго, чтобы понять — таким, как Джулия Рудольфовна, необходимо запретить воспитывать детей.

Отец редко говорил с сыном о своей матери, но порой, еще будучи школьником, Макар слышал, как в разговоре родителей проскальзывало странное выражение: «Юлька, Юлька». Лишь во время серьезного обсуждения судьбы внука Валерий проговорился, что именно так любил называть жену его отец — дед Макара, которого бабушка выгнала из дома. Именно бывшего мужа она считала ответственным за то, что так и осталась учительствовать в Любашевке, когда должна была покорять мир. Тот работал в поселковой больнице и не хотел оставлять своих пациентов. Но упрямая женщина изводила его вначале жалобами, а затем — насмешками. Дед Макара, которого он едва помнил, навсегда покинул семью, и теперь жил за границей. Только сейчас стало понятным, почему после развода тот никогда не разговаривал с внуками. Бабушка запретила ему это. А потом у мужчины появилась новая семья, и новые заботы. Только раз в году, в день рождения сына, он звонил ему, чтобы поинтересоваться, как все они живут. Еще одна жертва Джулии Рудольфовны.

Выслушав гневную тираду, Макар спросил об одном: почему бабушка солгала о Жене. Только слепой не заметит, что мальчик — Барабаш. Джулия Рудольфовна остановилась посреди комнаты, в гротескной позе, бледная, с искаженным от гнева морщинистым лицом, и дрожащим голосом заявила:

— Никогда. Никогда у меня не будет общих с Анькой правнуков.

Макар вспомнил, что именно так звали бабушку Арины, и ужаснулся силе женской ненависти.

— Но ребенок не виноват! Он — наша кровинка. И этого не изменить!