Разрозненные страницы

Я сейчас расскажу вам
Свой ужасный секрет:
Уцененная кукла —
Счастья в жизни мне нет.
Безо всякого вдохновенья,
Без любви и огня
Равнодушные люди
Производят меня. – и т. д.

Номер был придуман мной и Я. Зискиндом, моим старым другом, советчиком и постоянным автором, придуман задолго до государственной кампании по улучшению работы легкой промышленности и в том числе – изготовления игрушек. А на шкафу спустя какое-то время появилась уцененная кукла, выполненная в керамике тем же Прокопием Добрыниным.

На шкафу сидит еще голубь белый, очень условной формы. Рядом стоит невероятно смешная глиняная фигура женщины с высоко поднятыми руками, которыми она держит миску на голове. Это сделал мастер-гуцул в Карпатах, а Гердт вез ее оттуда для меня. Довезти было труднее, чем сделать: мастер предупредил, что одна рука при обжиге чуть-чуть треснула. А кроме этих тонких рук, похожих на макароны, у нее еще коса с бантом на конце. Коса не лежит на спине, а торчит самостоятельно, готовая отломиться каждую минуту.

Вот тут и стоит моя красная деревянная лошадка. Она такая красная, расписана такими яркими цветами, что невольно ее увидишь. Стояла она стояла, а через несколько лет одна добрая знакомая, жена моего старого друга, милая Машенька Козловская, привезла себе такую же лошадку из Стокгольма и рассказала мне, что, оказывается, у них там, у шведов, эти красные лошадки – точно как наши матрешки: всех размеров и продаются на каждом углу.

С матрешками меня надолго связал такой случай. В журнале «Советская женщина» решили завести страничку юмора. Созвали на совещание специалистов-сатириков. Что придумать? Нужен был какой-либо персонаж, который полюбился бы всем. Я просила об одном: только не матрешку – больше невозможно. Уже даже куклу ваньку-встаньку сделали девочкой вроде матрешки и назвали неваляшкой. Ужасное слово, некрасивое, надуманное – не дай бог, останется навеки. Ну, думали, думали, придумали – кого? – матрешку! Все обрадовались: конечно, конечно, только она!

Но тут образовалась некоторая несуразица: все довольны, но никто не хочет для нее писать. Что писать? Что еще можно о ней сказать? Все отказывались под разными предлогами. И когда стали требовать моей помощи, я тоже старалась, как все, отойти от этого дела подальше. Но по своему отвратительному неумению защищаться обещала подумать и этим надела на себя петлю: обещание было принято как согласие. Я долго добросовестно мучилась и придумала. Я поняла, что сама Матрешка, одна, ничего не может. Нужно изобрести ей партнера. И, представьте себе, я его придумала. Придумала художника, который рисует Матрешку и с которым она вместе путешествует по Москве и даже за рубежом. И всюду с ними происходят смешные приключения.

Но оказалось невозможно договориться с художниками, а еще труднее – с авторами. Я должна была молить, просить, требовать, добиваться. И все-таки, разумеется, в каждом номере журнала появлялась страничка новых приключений Матрешки. И милый Леонид Ленч, которого я изводила, выручал в случаях катастрофы.

Когда скульптор Е. Вучетич, друг К.Т.Т., впервые отправился в Индию, он привез деревянную раскрашенную женскую фигурку. А плетенная из рисовой соломы богиня плодородия прилетела ко мне на самолете из Индонезии. Ее привез мой молодой друг профессор Андрей Павленко, автор-составитель первого русско-индонезийского словаря.

Горка у меня не модная, а старенькая, из Ленинграда, из дома К.Т.Т. Мне подарила ее наша первая жена. (Не я была причиной, они расстались гораздо раньше; так как у нас все было общее, она была наша первая жена.) Н.В. жила в Ленинграде вместе с нашим младшим сыном. Потом я их перевезла в Москву. Старший сын заканчивал школу в Ленинграде. (В скобках скажу, что я много положила сил и убеждений, чтобы сыновья К.Т.Т. не стали архитекторами, зная, сколь трудна, тяжела эта доля. И вот все-таки они оба – архитекторы.) Все годы мы были хорошими, добрыми друзьями, я – с каждым из них. Младший долго жил с нами в Москве после войны. Человек это был отчаянный, не хватит времени, чтобы написать его отрочество. Сначала он мне объяснял (в семь лет):

– Понимаешь, я так долго не шалил во время блокады, что сейчас шалости просто сами из меня выходят. Я ничего не могу поделать.

Когда отца должны были вызвать в школу, где сын был участником всех безобразий, дозвониться к нам по телефону не смогли. Потом приходил телефонный мастер, и выяснилось, что внутрь аппарата был заложен маленький шарик из газеты – вот звонок и не звонил.

Когда Сандро стал сильно врать, приезжавший на каникулы Роман, старший брат, начал его лупить, а Сандро рассказывал об этом так:

– Когда Роман колотил меня, я прямо испугался: он так побледнел, я думал, ему будет плохо.

Вообще у Сандро были свои концепции. Еще раньше он рассказывал, почему Роман его не понимает.