– Да, – кивнул Алексей и на негнущихся ногах направился к выходу. – Я на улице их встречу. Не могу здесь оставаться, извини.
Ольга перевела взгляд на рыдающую сестру, та была в истерике, и ей требовалась врачебная помощь. Ольга помогла Жене встать с пола и повела ее в спальню. Та вдруг начала кричать, орать, сопротивляться, пытаться вырваться из рук сестры:
– Это ты его убила, ты! Это все ты придумала с этим дурацким ребенком, идиотка! Почему ты меня не остановила?
Ольга решила не отвечать. Доведя сестру до спальни, она уложила ее в кровать и погладила по голове, как маленькую:
– Спи, все будет хорошо.
Затем подула на нее, как дула в детстве мама в те редкие моменты, когда решала поиграть в мать, и Женя неожиданно отключилась, проваливаясь в спасительное беспамятство.
– Сигареты есть? – поинтересовалась Ольга, выходя на улицу несколько минут спустя и присоединяясь к Алексею.
Тот курил, прислонившись к стене дома, и выглядел отрешенным. Он автоматическим жестом протянул Ольге пачку сигарет и зажигалку. Она бросила курить, вернувшись из Африки, словно избавлялась от прошлого и его ужасов, и не брала сигареты в руки уже десять лет. Но кажется, прошлое снова вернулось и накрыло с головой.
Алексей помог Ольге закурить, а затем привлек к себе. Она не возражала, сейчас ей как никогда нужно было тепло человеческого тела.
– Что мы будем делать? – Алексей небрежно бросил это «мы», усаживая их в одну лодку. Они были больше, чем следователь и подозреваемая или несостоявшиеся любовники. Они были сообщниками. Два трупа за несколько часов. Один из которых брошен на произвол судьбы в лесополосе.
– Какие есть варианты?
– Мы остаемся здесь, пока не приедут полиция и «Скорая». Когда отца увезут, мне надо будет поехать к матери и все ей рассказать. Я останусь у нее, боюсь, как бы еще с ней чего не случилось. Для мамы это будет удар, хоть она и выставила отца из дома пару недель назад, но они вместе прожили больше сорока лет.
– Я понимаю, – кивнула Ольга, затягиваясь, закрывая глаза и крепче прижимаясь к Алексею, представляя, что на его месте стоит другой. Тот, кто воскрес. Пока что только в ее воображении, но она обязательно докопается до правды. Если есть хотя бы один шанс из миллиона, она его не упустит.
– Как вы могли три такие разные уродиться у одной матери? – поинтересовался Алексей.
– У нас отцы разные. Мама была замужем пять раз. Официально.
– А из-за чего вы с Юлькой поссорились?
– Это она со мной поссорилась, – усмехнулась Ольга, глубоко затягиваясь.
– Так все же?
– Нам обязательно это обсуждать?
– Нет, – Алексей притянул ее еще ближе к себе и заметил в светлых волосах небольшой лист. Он с величайшей осторожностью достал его и поцеловал Ольгу в макушку.
– Юля тебе кто? – поинтересовалась она.
На мгновение захотелось соврать. Прикинуться свободным от обязательств. Но он не решился.
– Жена.
Ольга дернулась, но Алексей ее удержал. Огни и щемящие всхлипы сирены, громким набатом сообщающие всем зевакам о несчастье, наполнили двор.
Медики с полицейскими прибыли одновременно. Алексей лишь успел шепнуть Ольге:
– О Валере нам сообщат, – прежде чем толпа их разорвала, унося на разные берега.
Алексей махнул «корочкой», подходя к коллегам, Ольга же направилась к медикам. Кратко обрисовала ситуацию, сообщив, что помощь понадобится женщине. Для мужчины нужен черный мешок.
Затем сумасшедшей каруселью закрутились люди, лица, вопросы, недоумение, нездоровый интерес, притворное сочувствие. Носилки, на которых Женьку унесла «Скорая». Черный мешок, в котором вслед за ней проследовал в последний путь генерал. И в этом безумном вихре константой оставался лишь взгляд Алексея.
Он преследовал ее, где бы она ни была. Ольга понимала, что ради нее он пошел на должностное преступление. Он должен был арестовать ее на месте. Там, в лесополосе, и отправить в участок для выяснения всех обстоятельств. Но он этого не сделал, потому что он ей не соврал. Такие люди не умеют врать. Он влюбился. В нее влюбился муж собственной сестры.
– О господи, – только и сумела прошептать Ольга, когда вся безумная кутерьма закончилась.
Алексей уехал к матери, а на нее обрушилась тишина разоренного гнезда. Дежавю.