Разруха

— Но если провести виски через реэкспорт, якобы вывозя в Румынию или Македонию, а на самом деле продавать здесь, в Болгарии, то таможенные сборы отпадут, господин Тилев. Это уже ваша забота — читайте законы, ищите лазейки и действуйте!

Хури также намекнул Бояну, что в смутные времена демократии профсоюзы размножаются почкованием, приобретая особое значение, поэтому, если они хотят, чтобы «Юнион табако» стал солидной фирмой с солидным капиталом, им придется заручиться «сладкой и безотказной любовью» (здесь Тони ему подмигнул) руководителей всех синдикатов. Без Генерала им тут не обойтись. Тот, наверное, поможет. Для этого необходимы терпение и особые связи. Он щелкнул пальцами, как фокусник, доел третью порцию шашлыка и довольно потер ладони.

— Это мой стратегический замысел. Иначе «Юнион табако» останется вошью на аркане. Я обеспечиваю деньги, вы с Генералом — влияние. Вы умный человек. Вам и карты в руки. Читайте законы и действуйте.

Боян почти не притронулся к еде, сосредоточенно наблюдая, как его собеседник метал в себя шашлык, как в топку, он старался не пропустить ни единого его слова. И впитывал каждое, как губка. Боян уже осознал, что тупое торчание у барной стойки Жана оказалось самой романтичной частью его бизнес-деятельности, что с безмятежным нудным ожиданием покончено навсегда, но чувство мерзости и даже подсудности происходящего вызвало у него смятение. Снова разболелась голова.

«Если это и есть бизнес, то бедный я и бедная наша Болгария», — подумал он, но вместе с тем впервые испытал щекочущее чувство собственной значимости, с которым ему еще предстояло свыкнуться. Удовольствие создавать, а не просто терпеть происходящее, моделировать его, разрушать и созидать одновременно. Он почувствовал неожиданную соизмеримость с Творцом, которая позволена только тиранам и святым.

— А зачем мы здесь? — неожиданно самоуверенно поинтересовался Боян.

— Хочу вас познакомить с одним человеком. Это важно.

Человек оказался рыжим верзилой с типичной шопской физиономией, выражавшей апатию, откровенное сребролюбие и склонность к мошенничеству. Щеки его покрывал густой загар, весь он был пропитан чем-то исконно-первобытным, но одет в костюм «от кутюр», на руке сиял золотой «Ролекс», размером с булыжник.

— О, дядюшка Георгий, — обрадовался ливанец, — познакомься с дорогим господином Тилевым.

Дядюшка Георгий бросил пренебрежительный взгляд в сторону Бояна, словно тот был мусорным ведром, и подтянул на левой ноге носок (обут он был в туфли марки «Бали»).

— Твоя фура опоздала на пять часов. Пять часов я торчал на холоде, у нас на таможне всего один небольшой обогреватель. Чтоб больше этого не повторялось, Тони!

— Повторится, Георгий, повторится, и не раз… — тихо ответил ливанец.

Он открыл свой кожаный кейс, задумчиво осмотрел его содержимое, помолчал с минуту, а потом вытащил небольшой пакет, завернутый в газету «Работническо дело». Положил пакет на стол и пришлепнул ладонью.

Таможенник явно смутился, его опухшее от алкоголя лицо побагровело.

— Мы с тобой договаривались, Тони…

— Господин Тилев — не свидетель, он мой верный компаньон в «Юнион табако». Вам с ним работать.

Дядюшка Георгий снова глянул на Бояна, как солдат на вошь, но руку к пакету не протянул.

— Мой компаньон — человек Генерала, — вкрадчиво произнес Тони. — Его доверенный человек.

Таможенник снова поправил носок, протянул руку, взял пакет и положил его во внутренний карман.

— Очень приятно, я Симеон Илиев, — чуть приветливее произнес здоровяк, опасливо озираясь. Ресторан был все так же уныл и пуст. — Друзья в шутку зовут меня дядюшкой Георгием. За мудрость. Ну, раз ты и есть этот…

— Он, он, не сомневайся! — уверенно заявил Тони Хури. — Наш господин Тилев.

С присущей ему щедростью ливанец расплатился с официантом, и тот с поклонами проводил их к выходу. В холодном зале ожидания вокзала было шумно, оборванные бомжи дремали на скамейках, шустрые цыганята сновали среди отъезжающих, прося милостыню, а в сущности, учась чистить карманы, скучающий полицейский, прислонившись к будке информации, ковырял пальцем в ухе, в сгустившемся воздухе ощущалось напряжение нищеты, но вместе с иллюзией свободы. Болгария действительно менялась, и это со всей очевидностью иллюстрировал некогда модный и роскошный вокзал.

— Дядюшка Георгий — не просто таможенник, — сказал ему в машине ливанец, — у него большое будущее. Вам с ним нельзя встречаться ни на КПП в Капитан Андреево, ни в Хасково, а только здесь, в толпе. И платить ему будешь наличкой… Ммм, шашлык — вкуснятина!