Разрушь меня

Глаза Адама полны боли, я таким впервые вижу его. Он приоткрывает рот, но тут же снова сжимает губы. Так повторяется несколько раз, и наконец у него вырывается:

— Он не знает об отце.

Адам впервые поднял эту тему.

— Я не говорю ему, придумываю басни всякие. Хочу, чтобы он рос нормальным. — Его губы выдают секреты, мои уши изливают чернила, пятная мою кожу строками его истории. — Я стараюсь уберечь Джеймса, не хочу, чтобы его коснулось… Не могу допустить… Бог этого не допустит, — закончил он еле слышно.

Я пыталась подобрать правильные слова, но рот был пуст.

— Все недостаточно, — шептал он. — Никак не могу сделать достаточно. Он просыпается с криком и засыпает в слезах. Он видит то, с чем я не в состоянии справиться. — Адам часто моргает. — Столько людей, Джульетта…

Задерживаю дыхание.

— Мертвы.

Я коснулась слова на его губах, а он поцеловал мои пальцы. Его глаза — два совершенных озера, открытые, честные, полные смирения.

— Не знаю, что делать. — Это признание дается ему трудно. Ситуация неудержимо выходит из-под контроля. — Подскажи мне, что делать?..

Слышно, как в тишине стучат наши сердца. Я изучаю форму его губ, четкие линии лица, ресницы, которым позавидует любая девушка, темную синеву глаз, в которых я научилась плавать. Я называю единственный, на мой взгляд, вариант:

— Может, примем предложение Кенджи?

— Ты доверяешь ему? — изумляется Адам.

— Вряд ли он станет лгать в такую минуту.

— Не знаю, стоит ли ехать.

— Отчего же?

У Адама вырывается что-то похожее на смех:

— Я убью его раньше, чем мы доедем.

Мои губы складываются в печальную улыбку.

— Но ведь другого выхода у нас нет?

Солнце уже вращается вокруг луны, когда Адам наконец коротко качает головой.

Я стискиваю его руку.

— Тогда надо пробовать.

— Вы чего тут делаете? — проорал Кенджи через дверь и ударил пару раз кулаком. — Блин, парень, я согласен, трахаться надо чем чаще, тем лучше, но сейчас время, ну, совсем неподходящее, если, конечно, жить хочешь. Надо бы двигать отсюда. Собраться и двигать.

— Я сейчас убью его, — говорит Адам.

Я приподнимаюсь на мыски и целую его в губы — две подушечки, мягкие, сладкие.

— Я люблю тебя.

Он смотрит мне в глаза, смотрит на мой рот и спрашивает отрывистым шепотом:

— Да?

— Да.

Со сборами мы покончили еще до возвращения Джеймса, сложив в сумки самое необходимое: продукты, одежду, деньги, которые откладывал Адам. Он снова и снова обходит маленькую комнату, не веря, что теряет все это так легко. Могу только предполагать, сколько труда сюда вложено, сколько стараний. У меня разрывается сердце.

Приятель Адама принадлежит к другому виду.

Кенджи лечит новые синяки, но не унывает. Его распирает радость по неизвестному поводу. Он быстро оправился и уже бодрится. Испортить ему настроение положительно невозможно, и я невольно восхищаюсь его непрошибаемостью. Он по-прежнему глазеет на меня.

— Отчего это ты можешь трогать Адама? — спрашивает он через секунду.

— Не знаю.

— Врешь! — фыркает он.

Пожимаю плечами, не видя необходимости кого-то убеждать в том, что я не знаю причин своего счастья.

— А как узнала, что можешь его трогать? Эксперимент проводили, что ли?

Надеюсь, я не покраснела.

— Где то место, куда ты собрался нас вести?

— Ну чего ты меняешь тему? — ухмыляется он. Не глядя на него, я уверена, что он ухмыляется. — А вдруг меня тоже можно касаться? Не хочешь попробовать?

— Тебе не понравится, если я коснусь тебя.

— Может, понравится. — Да он точно ухмыляется.

— Оставь ее в покое, а то получишь еще пулю в ногу, — вмешивается Адам.

— Да что, одинокому мужчине уже и попытаться нельзя, Кент? Мне правда интересно! Не лезь ты, пусть она сама ответит!

Адам проводит рукой по волосам — я замечаю, что он приглаживает волосы всегда одной и той же рукой. Он задет за живое и даже смущен.

— Спасибо, обойдусь, — сказала я, чуть повысив голос.

— Учти, — Кенджи показывает на распухшее лицо, — это не навсегда.

— Зато мне всегда будут неинтересны подобные разговоры. — Я очень хочу, чтобы Кенджи понял — у меня серьезные отношения. Я хочу повторить то, что Адам сказал Джеймсу.

Но не могу.

Я ведь не знаю, каково это — состоять в отношениях, можно ли считать признание в любви обетом взаимной верности и всерьез ли Адам сказал братишке, что я его подруга. Может, это был удобный ответ на сложный вопрос. Я жду, когда Адам даст понять Кенджи, что мы вместе.

Но он ничего не говорит.

Не знаю почему.

У него вырвался не то смех, не то кашель.

— Вроде мы раньше ладили. — Кенджи в упор смотрит на Адама.

— Не помню.

Кенджи ощетинивается:

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Я не доверяю тебе.

— Тогда почему я до сих пор здесь?

— Потому что я доверяю ей.

Кенджи расплывается в дурацкой улыбке.

— Ой, значит, ты мне доверяешь?

— Пока держу тебя на мушке, — говорю я, сжимая пистолет.

В его улыбке сквозит лукавство.

— И отчего мне нравится, когда ты мне угрожаешь?

— Оттого, что ты идиот.

— Не, — качает головой Кенджи. — Потому что у тебя сексуальный голос. Каждая фраза звучит игриво.

Адам резко встает, едва не опрокинув кофейный столик.

Кенджи начинает хохотать, постанывая от боли.