Я поднимаю руку. Назови его имя.
Его спина выпрямляется, и только тогда я понимаю: я ошибся. Его фигура слишком узкая. Его походка была слишком плавной для старика с артритом бедер.
Он бежит ко мне, к дому, к порванной и хлопающей ширме.
Я вскакиваю на ноги, когда он распахивает сетчатую дверь и переступает порог.
— Кто ты? — спрашивает он.
Голос у него ровный, напряженный. Он откидывает капюшон плаща. Он был средних лет, его острый подбородок подчеркнут аккуратной рыжей бородкой, глаза скрыты за солнцезащитными очками.
Это настолько чуждый опыт — находиться в присутствии другого человека и стоять на двух ногах, что я едва замечаю странность его ношения солнцезащитных очков в ливень.
— Я в порядке, — автоматически отвечаю я.
— Джейк, — говорю я, и только услышав это вслух, понимаю, что это звучит неправильно.
— Я риэлтор, — говорит он, но я знаю, что это ложь. — Я пришел заколотить окна на случай грозы.
— Вы немного опоздали, — говорю я.
Он входит медленно, словно приближается к пугливому животному. Сетчатая дверь с шипением закрывается. Он бросает взгляд на след ожога на полу, затем снова переводит холодный взгляд на меня.
— Ты — это он, — говорит он, скользя пальцами по карточному столу и топая ко мне в тяжелых черных ботинках. — Джейкоб Портман.
Мое имя. Мое настоящее имя. Что-то пузырится из траншеи, из темноты.
— Кажется, вы были знакомы с моим другом, — говорит мужчина. В его улыбке есть яд. — У него было много имен, но вы знали его как доктора Голана…
Образы вспыхивают в моем сознании с внезапной тупой силой. Я шаркаю назад, пока не натыкаюсь на раздвижную стеклянную дверь. Мужчина вынимает что-то из кармана и приближается. Маленькая черная коробочка с металлическими клыками.
— Повернись, — приказывает он.
Я вдруг осознаю, что очень многим рискую и что мне нужно защищаться. Поэтому я заставляю себя подчиниться, поднимаю руки, как будто сдаюсь, и когда он подходит ближе, я ударяю кулаком ему в лицо.
Он кричит, когда его очки слетают. Глаза за ними сверкают пустыми белками, погруженные в череп, они сверкают словом «убить». Раздается громкий щелчок, и между клыками в его черном ящике возникает голубая дуга.
Он бросается на меня.
Я чувствую шок, жжение, когда он бьет меня электрошокером через рубашку, и отлетаю назад к стеклянной двери. Почему-то она не разбивается.
Он сидит на мне. Я слышу вой утилизатора электрошокера. Я пытаюсь отшвырнуть его, но я все еще набираюсь сил и все еще слаб. Боль пронзает плечо, голову.
А потом он дергается, издает крик и обмякает, и я чувствую, как что-то теплое стекает по моей шее.
Я истекаю кровью. (Я истекаю кровью?)
Мужчина хватается за что-то и падает от меня. Что-то с бронзовой рукоятью торчит в шести дюймах от его шеи.
И вот позади него появляется странная новая тьма, живая тень, и из нее мелькает рука, которая поднимает тяжелую дедушкину пепельницу и бьет ею человека по голове.
Он стонет и падает. Из тени выходит девушка.
Девушка — та, что была раньше — длинные черные волосы, спутанные и мокрые от дождя, длинное черное пальто, измазанное землей, глубокие черные глаза, широко раскрытые и полные страха, изучающие мое лицо, а затем искрящиеся тем, что она узнала меня. И хотя все части еще не всплыли на поверхность, и хотя у меня кружится голова, я знаю, что произошло чудо: мы живы, и мы здесь, а не в другом месте.
Боже мой, такие ужасы я с трудом могу сказать.
Девушка на полу рядом со мной, стоит на коленях и обнимает меня. Мои руки обвивают ее шею, как спасательный круг. Ее тело такое холодное, и я чувствую, как она дрожит, когда мы держимся друг за друга.
Не замедляя шага, она произносит мое имя. Повторяет это снова и снова, и с каждым повторением «сейчас» набирает на унцию больше веса, становится более решительным.
«Джейкоб, Джейкоб. Ты меня помнишь?»
Человек на полу стонет. Алюминиевые шипы ширмы на крыльце стонут, и буря, злая погода, которую мы, кажется, принесли с собой из другого места, тоже стонет.
И я начинаю вспоминать.
«Нур, — говорю я. — Нур. Ты — Нур».
В мгновение ока все это пришло ко мне. Мы выжили. Вырвались из коллапсирующей петли Ви. И вот теперь мы были во Флориде, на зеленом газоне крыльца моего деда, в настоящем.
Шок. Думаю, я все еще был в шоке.