Разрушенная

– С твоего последнего визита у нас появились три новые девушки. – Она быстро указывает на каждую, называет имя, а в это время Стеф и еще одна помощница носят и расставляют тарелки. Сегодня на обед жаркое. Когда Стелла показывает на меня и произносит Райли Кейн, мы с Астрид встречаемся взглядами. На короткий миг что-то отражается в ее лице – похожее на любопытство, быстро сменившееся безразличием. Потом ее отвлекает Стелла, предлагая блюдо. Во взгляде снова появляется интерес.

Сегодня обычной болтовни за столом не слышно. Все едят молча, даже Мэдисон, в то время как Астрид разговаривает. Она беседует со Стеллой об управлении пансионатом, спрашивает о ремонте окон. Время от времени посматривает на кого-нибудь из девушек и задает вопрос: о работе, о жизни, о Кезике. Все очень вежливо и ненавязчиво. Ни приказного тона, ни прохаживаний вокруг стола.

Потом она поворачивается, и ее взгляд останавливается на Мэдисон. Та, ссутулившись на стуле, с угрюмым видом и ни на кого не глядя, перебирает кусочки на своей тарелке.

– Мэдисон, не так ли? – спрашивает Астрид.

Мэдисон поднимает взгляд, кивает, и теперь ее дерзкий взгляд виден всем. Внутри у меня холодеет.

Астрид весело смотрит на нее:

– Не голодна сегодня, дорогая?

– Не очень. Прошу простить.

В комнате очень тихо, и все слышат, как Стелла шумно вздыхает.

– При одном условии. Сначала расскажи мне в точности, о чем ты думаешь.

По лицу Мэдисон видно, что она колеблется, но тут же гонит сомнения прочь. «Пожалуйста, Мэдисон, не будь идиоткой», – молча умоляю я.

– Что ж, хорошо. Это мой единственный свободный уик-энд за месяц, и у меня были планы. Но она настояла, чтобы все присутствовали здесь. – Мэдисон переводит взгляд на Стеллу.

– Ага, понятно. Мне жаль, что твои планы не удались, – говорит Астрид. – А какие планы? – По лицу Мэдисон растекается румянец. – Полагаю, мальчик? Боже мой. В самом деле, Стелла, – произносит она, поворачиваясь к дочери, – не нужно было собирать сегодня всех, ведь у кого-то есть планы. Ты же знаешь, я приехала просто взглянуть, как у тебя дела. Тебе ведь известно, что значит быть матерью и беспокоиться за свою дочь. – В ее словах звучит ехидная нотка.

Губы Стеллы сжимаются в тонкую линию:

– Мне кажется, я знаю, что лучше для моих девушек.

Мэдисон покашливает:

– Я рассказала, о чем думаю, как вы просили; могу я теперь уйти?

Астрид смотрит на свою дочь, вопросительно подняв брови.

– Останься и закончи обед, – говорит Стелла.

Мэдисон мрачнеет:

– Это несправедливо. Ни в одном другом пансионате такого нет. Она обращается с нами, как с заключенными!

Это слишком. Все девушки в ужасе смотрят на Мэдисон. Я умоляю глазами: «Прекрати, извинись сейчас же!»

Астрид улыбается:

– Полагаю, дорогая Мэдисон, тебе может представиться возможность узнать разницу между этим домом и тюрьмой, если ты там окажешься. Теперь можешь идти.

Мэдисон переводит взгляд с нее на Стеллу, как кролик, застигнутый светом фар. Стелла едва кивает.

– Иди, – говорит она.

Положив салфетку на стол, Мэдисон отодвигает стул. Шагает к двери на негнущихся ногах и выходит.

Астрид смеется:

– Какая серьезная у вас компания! Никому не хочется что-нибудь рассказать? Может, кому-то из новеньких? – Ее глаза находят меня. – Кайли, кажется?

– Райли, – поправляю я, стараясь не реагировать на имя, очень похожее на «Кайла».

– Когда ты приехала в Кезик?

– В начале недели. Хочу учиться в КОС.

– Откуда ты?

– Из Челмсфорда. Но мне нравятся горы, и я хочу работать в национальных парках. – Поспешно начинаю рассказывать, чем там занимаются, хотя меня об этом не просили, но вскоре умолкаю.

Астрид кривит бровь:

– Наконец-то, говорливая попалась. А как ты…

– Ах, поди ж ты! Прости! – перебивает ее Стелла, вскакивая: она опрокинула кувшин, и вода заливает стол. Стеф бросается за тряпкой; Астрид поднимается с места, пока вода не залила ей колени.

– Прости, прости, – повторяет Стелла.

– Перестань суетиться, – бросает Астрид.

Они со Стеллой выходят из столовой.

Дверь за ними захлопывается, и мы дружно выдыхаем, словно все это время задерживали дыхание.

– Она всегда такая? – спрашиваю я у сидящей рядом Элли.

Та кивает.

– Она ужасно обращается со Стеллой, правда? Даже представить себе трудно, что она говорит ей такие слова – «что значит беспокоиться о дочери». Ей, потерявшей дочь! Отвратительно.

Потом все начинают приглушенными голосами переговариваться о Мэдисон, о том, что она сказала и надолго ли Стелла запрет ее в пансионате в качестве наказания, а я все никак не могу выбросить из головы слова Астрид. Как сказала Элли, это было отвратительно, но не только в том смысле, который она подразумевала. В словах Астрид пряталось еще что-то, насторожившее и встревожившее меня.

Сославшись на головную боль, встаю из-за стола, выхожу и собираюсь поискать Мэдисон. Но уже в приемной останавливаюсь. Кабинет Стеллы. Спрятанная за портьерами дверь. Может, они сидят в той же гостиной, что и всегда?