Разрушенная любовь (ЛП)

Я сидела в комнате с розово-желтыми шариками и цветами, выглядя такой же милой девочкой, какой всегда была. Внутри я кричала и рыдала от агонии и ярости, желая разорвать каждую красивую открытку пополам, разбить вазы об стену и растоптать каждый шарик.

Внутри меня все было разрушено.

И наполнялось темнотой.

***

— Давай, Джейм. Еще пару шагов, — подбадривала меня медсестра Шелли. За эту неделю чувствительность в ногах вернулась. Вместе с болью.

Медсестры начали заниматься со мной каждый день, наращивая мышцы и гибкость. Агония захлестывала мои чувства, и меня даже несколько раз рвало, когда боль становилась невыносимой. Мышцы вдоль спины были постоянно напряжены, прожигая каждый нерв, словно его скручивали в огне. Все тело горело. Ныло. И сводило судорогой. К концу второй недели я снова встала на ноги. Едва. Но это все равно было быстрее, чем ожидала мой лечащий врач.

Костяшки моих пальцев побелели, когда я вцепилась в спинку инвалидного кресла. Договор был такой: я должна дойти до фонтанчика в конце коридора, выпить воды, а потом медсестра отвезет меня обратно. Истощение, боль и усилия, необходимые для того, чтобы пройти по коридору, угнетали. Еще совсем недавно я могла бы сделать сальто назад и даже не запыхаться.

Но я шла. И была жива.

— Еще немного.

— Шелли, ты это уже говорила несколько шагов назад, — прорычала я сквозь стиснутые зубы. Пот струйкой стекал по моей щеке. Обе мои ноги и руки дрожали от напряжения.

— И я буду повторять это до тех пор, пока ты не доберешься до фонтанчика с водой.

Я пристально посмотрела на нее.

Она улыбнулась, наслаждаясь тем, что мучает меня. Мне нравилась Шелли. Она была дерзкой и честной. Она не приукрашивала вещи, что было освежающе, но в тоже время она была заботливой, не становясь при этом навязчивой. Мои родители балансировали на грани удушения своим постоянным присутствием, чрезмерным энтузиазмом и приторно вдохновляющими призывами выздороветь.

Иногда мой отец превращался в тренера, готовящего меня к большому матчу, а мама изо всех сил старалась притвориться, что все в порядке, перебарщивая с позитивным мышлением. Она хотела нарисовать мне картину совершенства, словно настоящий маркетолог.

Я полностью понимала их мотивы, но просто хотела, чтобы все были честными, говорили, что они на самом деле чувствуют. В моей семье мы друг друга дразнили и любили, но так много оставалось невысказанным. Раньше это меня не беспокоило. Может быть, я раньше просто не замечала, как много мы скрывали.

— Держу пари, ты хочешь пить, — поддразнила Шелли, идя задом перед инвалидным креслом. Ее яркие медицинские штаны резали мне глаза. — Прохладная, освежающая вода прекрасно прошла бы по твоему пересохшему горлу.

— Вообще-то, я бы предпочла, чтобы фонтанчик был наполнен морфином, — проворчала я.

Она нахмурилась.

— Ты же знаешь, что тебя постепенно отучают от него. Не хотелось бы, чтобы ты ко всему прочему стала зависимой¹.

— Ты заставляешь меня захотеть стать зависимой.

— Ого, кто-то сегодня дерзкий, — ее бровь изогнулась вверх. Когда она это сказала, то я поняла, что дело не только в сегодняшнем дне. Именно так я себя чувствовала и думала большую часть времени.

Я протащила инвалидное кресло еще пару футов шагами зомби. Может, я и не была мертва, но и живой себя не чувствовала.

— Хорошо, на этот раз действительно осталось всего несколько шагов, — она постучала по фонтанчику.

Мои зубы застучали друг о друга, а шея сзади промокла. Халат на моей коже казался скорее тяжелой шерстяной курткой, чем хлопковым.

— Ваша награда, мисс Холлоуэй, — театрально указала Шелли на фонтанчик, словно ведущая игрового шоу.

— Ух ты, и все это для меня? — я, шаркая, подошла к крану и сделала глоток прохладной воды.

Наслаждаясь освежающей жидкостью, я услышала позади себя грохот и обернулась, чтобы взглянуть через плечо.

— Да пошел ты! — прогремел из комнаты глубокий голос, проносящийся по коридору мимо меня. — Можешь взять свое инвалидное кресло и засунуть его себе в задницу.

Страх сковал мое тело. Я выпрямилась, глядя в открытый дверной проем. Мои глаза остановились на нем, сидящем на краю больничной койки.

Его лицо. Его голос. Перед глазами все поплыло, когда горе сдавило мне горло.

— Воу! — Шелли схватила меня, прежде чем я упала. Это движение привлекло внимание кричавшего. Его голова дернулась вверх, и знакомые голубые глаза встретились с моими. Шелли поставила инвалидное кресло рядом со мной, но мой взгляд не отрывался от него.

Боль пронзила все мое тело, когда я рухнула в инвалидное кресло. Это было похоже на то, как будто я вижу привидение. Но я знала, что это не так.

Хантер.

Шелли развернула кресло, направляя меня обратно в мою комнату, и покатила вперед. Взгляд Хантера не отрывался от меня, и он вскочил на ноги, сжимая рукой поручень кровати. Он выглядел худее, чем я помнила, — бледный, уставший и хрупкий. Эти слова никогда не приходили на ум, когда звучало его имя: Хантер Харрис.

Его высокий, здоровенный медбрат бросился к нему.

— Что ты делаешь? Ты еще не можешь полноценно ходить, чувак. Лишь маленькими шагами.