Разрушенная любовь

Шелли провезла кресло мимо дверного проема, скрыв меня из виду. Я неотрывно смотрела на дверь, пока его пронзительный взгляд не исчез. Увидеть этого парня было все равно, что пережить пытку — словно кто-то вырвал мне легкие плоскогубцами. Колтон мертв. Я никогда больше не увижу любимого. Но каждый день мне предстоит видеть лицо Хантера — мучительное напоминание о моей утрате.

«Почему не Хантер?» — кричал голос в моей душе. Правда, скрытая в этой искаженной мысли, заставила меня содрогнуться. Но гнев на него и на себя за то, что я вообще могла так подумать, взял верх.

* * *

В течение следующих нескольких дней мы с Шелли часто совершали одно и то же путешествие. После той встречи дверь Хантера всегда была закрыта, словно он знал, что я буду проходить мимо, и не хотел меня видеть. Но сегодня она была открыта, а свет выключен.

— Где он? — спросила я.

— Кто, детка? — спросила Шелли и проследила за моим взглядом в его пустую комнату. — О, у него сегодня еще одна операция. Он был в гораздо худшем состоянии, чем ты.

Я тяжело сглотнула. Ужас заставил меня остановится, внутри возникло внезапное чувство того, что меня бросили. Меня поразила вспышка страха, что Хантер оставит меня совсем одну. Нравилось нам это или нет, мы были связаны.

— С ним все будет в порядке?

— Я надеюсь на это. Вы, ребята, молоды и уже через многое прошли, — Шелли вздохнула. — Он такой же боец, как и ты. Я верю, что он справится.

Она похлопала по инвалидному креслу, предлагая отвезти меня обратно.

— Садись, детка.

— Нет, — я замотала головой в ответ на ее жест. — Я хочу пройтись.

Сделав несколько шагов по коридору, я, побежденная и тяжело дыша, снова рухнула в инвалидное кресло.

Шелли покатила меня вперед.

— Ты не замечаешь невероятной силы, которая находится внутри тебя. Надеюсь, когда-нибудь ты ее увидишь.

* * *

Я поджала губы, подавляя подступившую к горлу желчь. Это был уже второй раз за день, когда я шла по коридору, и мое тело сообщало мне, что хватит. Я могла бы поклясться, что коридор стал длиннее, а расстояние до фонтанчика увеличилось.

На этот раз я была одна, без Шелли и инвалидного кресла. Мама наконец-то ушла на ночь, вернее, ее выгнали медсестры. Тихое больничное крыло перешло в “ночной” режим. Дежурили всего несколько медсестер, которые занимались экстренными случаями или особо настойчивыми любителями жать на кнопку вызова. Мое путешествие осталось бы незамеченным, если бы они не прошли мимо и не увидели меня. С моей скоростью, этот поход не сулил ничего хорошего.

Однако моя решимость заставила меня преодолеть боль, и наконец, неуверенными шагами, я добралась до цели. Дверь была открыта, а тусклый свет ночника очерчивал фигуру, лежащую в кровати. Хриплый звук — воздух, просачивающейся через трубку в его горле, — наполнял комнату.

Я не знала, почему потребность увидеть его пересилила боль и отсутствие сил. Мне было любопытно, но я не хотела спрашивать кого-нибудь, прошла ли его операция хорошо или все ли с ним в порядке. Мне нужно было убедиться в этом самой.

Ноги подкосились, и я опустилась на край его кровати. Чувство горя вонзилось мне в сердце. Все, что я видела, — это лохматый Колтон, спящий. Мне казалось, что в любой момент его глаза откроются, и тогда я увижу знакомую улыбку, очарованная блеском его голубых глаз. Он подскочил бы и крепко меня обнял.

Из меня вырвался всхлип, резкий, первобытный звук, разорвавший стерильную тишину комнаты. Я прикрыла рот рукой, пытаясь заглушить поток горя, грозивший меня захлестнуть. Плечи начали сотрясаться, раздираемые беззвучными рыданиями. Слезы навернулись на глаза, горячие и колючие, но им не суждено было пролиться. Вместо этого из моего горла вырвался утробный вой боли, отражавший пустоту внутри. Я согнулась пополам, судорожно обхватив живот в отчаянной попытке сдержать натиск боли.

Чья-то рука коснулась моей спины. Я резко села, оглянувшись через плечо. На меня смотрели голубые глаза Хантера, его рука соскользнула с меня, тяжело упав на бок.

— Ты проснулся, — вырвалось у меня обвинительным тоном. Мне не хотелось, чтобы он видел меня в таком состоянии.

Он открыл рот, чтобы заговорить, но тут же его снова закрыл, вместе с тем сомкнув веки. Боль исказила его лицо гримасой.

Я знала этот взгляд. Наклонившись, я нажала кнопку морфина и стала ждать.

Его лицо расслабилось, он глубоко вздохнул.

— Спасибо, — его веки дрогнули и открылись.

— Пока не стоит. У меня-то забрали морфин. Возможно, я украду твой, когда буду уходить.

Он моргнул. Слабая, едва заметная ухмылка тронула уголок его рта. Это напомнило мне Колтона, разжигая во мне огненную ненависть, и я отвела взгляд.

— Слышала, у тебя сегодня была еще одна операция, — холодно сказала я.

— Да, — хрипло произнес он, приподнимаясь на подушке. — Это не то, что обещают в буклете. Не рекомендую.

Я фыркнула.

— Пока что ничто в этом дерьмовом времяпрепровождении не совпадает с рекламным буклетом.