Разрушенное святилище

«Безголовая тварь! Опять видения Гроциуса? Почему я здесь? Однако этот слишком реален для того, чтобы быть видением!» — прыгали отрывочные мысли, пока Конан, зажав меч обеими руками, переступая ногами, делая маленькие шажки, пытался ударить острием в сердце Черного, но тот уворачивался, не отходя далеко, со стремительностью потревоженной змеи.

Послышалось сдавленное бормотанье, тихонький смех, за спиной человека мелькнул голубой всполох. Конан мог поклясться, что Гроциус где-то рядом, наблюдает за поединком. Возможно, он действительно спит, но желание погубить Конана настолько сильно, что мысль воплотилась в действие независимо от самого мага.

Киммериец не заметил, как разомкнулась пряжка, удерживающая плащ противника, и черная материя скользнула к его ногам. Тело врага было покрыто длинной и густой золотистой шерстью, лишь треугольник на груди сиял белизной кожи. На нем поблескивали девять глаз, по три в ряд, один над другим. Два круглых отверстия окружали толстые вывороченные губы, сложенные складчатыми валиками.

Уши, закрученные сухими листьями, уныло свисали вдоль глаз, под каждым торчал маленький мясистый, постоянно подрагивающий шарик с подобием ноздрей. На широком поясе из кожаных пластин висел длинный нож с грубой металлической рукоятью. Наконец стали видны сильные руки, сжимающие меч, тут же взлетевший, чтобы встретиться в воздухе с клинком Конана.

Помня силу полученного удара, он был готов к обрушившейся на него тяжести, и удержал меч, несмотря на то, что рука заныла, закипев колючими мурашками.

Киммерийца раздражала невозможность угадать по глазам противника его намерения, что всегда помогало в бою. Мутно-желтые, серые, красноватые они постоянно и не одновременно меняли выражение. Одна тройка демонстрировала безразличие, вторая — настороженность, следующая — ярость и тут же выражения менялись, перекатываясь волнами из зрачка в зрачок.

Сталь пела, занимаясь своим делом, при каждом ударе щедро разбрасывая искры, безголовый рубил без устали, как дровосек. Конан чувствовал, что постепенно слабеет, и если не примет немедленных мер, то наверняка погибнет. Для исполнения задуманного требовалось лишь несколько мгновений, однако в течение этого времени он становился уязвимым, и противник мог легко покончить с ним.

Сделав вид, что потерял равновесие, он качнулся в сторону, меч безголового последовал за ним и в то мгновение, пока клинок догонял противника, он пригнулся, пропуская острое лезвие над собой, и кинулся бежать.

Стуча пятками по камням, Конан чувствовал холод между лопатками, почти наяву ощущая, как сталь вонзается в тело. Черный бежал бесшумно, как и раньше, но Конан знал, что тот очень близко позади. На бегу согнувшись, он бросил тело назад, моля Крома, чтобы меч Черного не оказался на этой же высоте. Впрочем, это было сомнительно, учитывая незаурядный рост преследователя.

Он правильно рассчитал время и попал прямо иод ноги монстра. Тот, не удержавшись, тяжело рухнул вниз, однако Копана уже не было на этом месте. Не выпуская меча и опираясь на другую руку, Черный поднимался, выворачивая голову в поисках неприятеля.

Конан, замерший позади поверженного врага, сорвал кинжал с его пояса, вцепился в складчатую верхнюю губу и растянул ее вверх, до самого лба, закрывая глаза твари.

Тяжелым ножом он пригвоздил губу так, что осталась видна только металлическая рукоять. Безголовый впервые подал голос, страшно завыв. Левая рука подломилась, другой, с мечом, он попытался вытащить кинжал, но тут же вспомнил о враге и вскочив, завертелся вокруг себя, пытаясь создать клинком непреодолимую преграду.

Зажав рукоять ножа свободной рукой, он дергал его вперед, взвизгивая от боли. Конан мог убить его в любой момент, но счел это бесчестным, все равно, что сражаться со слепцом. Сильным ударом он лишь вышиб клинок из руки безголового и подняв его, молча наблюдал за усилиями противника.

Лунный свет померк, безголовый замолчал, остановившись и прислушиваясь к чему-то, вспыхнул ярким пламенем погасший факел, который Конан бросил в начале галереи. Снова прошелестел ветер, и черный человек исчез, превратившись в сгусток тумана, вынесенного за окно.

Северянин стоял перед своей приоткрытой дверью, за которой помаргивали маленькие светильники в блюде с водой, освещая фигурки богов и духов.

Напоследок оглядевшись, он вернулся в тепло комнаты, внимательно оглядел свой меч, на котором не осталось никаких следов битвы, и лишь теперь заметил, что клинок безголового в какой-то момент исчез из его руки.

Глава 15 Башня

Трибун стоял у края дворцовой башни. Серая каменная плита поднимала его высоко к небу, словно ладонь Бога.

— Я часто прихожу сюда, — произнес он.