Разрушенные (ЛП)

Отклонившись назад, смотря в ее глаза, я сказал:

— Я дам тебе свое слово, что не причиню тебе боль, но мне правда нужно трахнуть тебя, Хейзел. Дай мне свои руки, — я толкнулся вперед.

Она подняла руки над головой, позволяя мне захватить ее запястья в плен моих пальцев. В момент, когда ее руки были закреплены, я сломал один барьер в своей голове. Я вонзился в нее, укрощая ничтожный привкус насилия.

Она закричал от грубых толчков, задыхаясь, когда я погружался в нее. Мое сердце барабанило от злости условного рефлекса, борющегося с сексуальной потребностью.

Ее ноги приподнялись, обхватывая меня за бедра, притягивая меня глубже.

Я зарычал, когда свежая вспышка желания промчалась по моей крови, почти забирая меня из реальности. Но я сдержался. Сфокусировался. Сконцентрировался. Я никогда не вернусь к призраку.

— Боже, ты ощущаешься так хорошо. Такая узкая. Такая идеальная. — Я качнулся жестче, заполняя ее всем, что у меня было. Она была моей, и я хотел пометить ее, чтобы доказать это.

Выпустив ее запястья, я опустил руки и засунул палец ей в рот.

— Соси его, — приказал я.

Ее глаза вспыхнули, а губы обхватили меня, вбирая в рот. Влажность и тепло сводили меня с ума. Я толкался сильнее и сильнее.

— Ты чувствуешь меня? — зарычал я, мне нравился искрящийся оргазм, зарождающийся в моих яйцах.

Она кивнула, всосав мой палец, прикусив его острыми маленькими зубками. Мышцы ее ног сокращались вокруг моих бедер.

— Ты на вкус как металл и сигареты. Ты чувствуешься чертовски восхитительно, Фокс.

Я застонал. Я не мог больше сдерживаться.

Искрящееся освобождение взорвалось в моем животе, и я кончил, заполняя ее всем, что осталось во мне.

Она напряглась подо мной, запрокинув голову назад, когда ее внутренние мышцы сокращались, сжимая мой ствол с восхитительной силой.

Ее тело, из натянутого как струна, превратилось в мягкое и податливое, и небольшая улыбка тронула ее губы.

Проклиная головную боль и все еще настойчивый условный рефлекс, я поцеловал Зел в кончик носа.

— Как мне заставить тебя запомнить?

Она нахмурилась. Ее щеки раскраснелись от удовлетворения.

— Запомнить что?

Опустив голову, я прикусил ее шею.

— Называть меня Роан.

Хейзел

Счастье.

Такой фарс.

Я была счастлива — ослепляюще счастлива — только два раза в своей жизни.

Первый раз был, когда я держала Клару, когда она только родилась. Она открыла мне новые эмоции и в том числе радость, о существовании которой я никогда не знала.

Второй, когда я получила работу в престижной компании, благодаря поддельному резюме. Возможно, я и получила работу, солгав, но я заработала бонус в первый месяц, благодаря своему отношению к труду.

Оба события улучшили мою жизнь, оба намекали на удовольствие в будущем.

Затем я встретила Фокса и посмела надеяться, что это был третий момент счастья.

Но также, как и всегда, это был краткий перерыв перед главным событием.

Эпицентром бури.

Началом конца.

Я беременна.

Не то чтобы я была глупой и забыла использовать контрацепцию. Не то чтобы я была больной или не использовала другие меры предосторожности, пока была на таблетках. Не то чтобы моя спираль не сработала или порвался презерватив, или я забыла утром принять таблетки.

Ничего из этого.

Нет, наша жизнь способна создать что-то из ничего, создав чудо внутри матки, которая была навсегда признана бесплодной.

Я не верила в чудо, но верила во второй шанс.

И этот шанс был от Фокса.

Роана.

Три дня я вынашивала новости. Я просыпалась ночью, проводила рукой по волосам Клары, представляя будущее, где она выжила и растет вместе с младшей сестрой или братиком. Я рисовала сказку, где к Фоксу можно было прикасаться, и мы создали замечательную семью из очень неблагополучного начала.

Я хотела рассказать ему. Я проиграла в голове каждый сценарий, как преподнести новость.

Каждый раз, когда он смотрел на Клару с очарованными глазами, слова, что я ношу его ребенка, вертелись у меня на языке, готовые вырваться.

Но я держала новость в полной секретности.

«Ты избегаешь этого, потому что не знаешь, что чувствуешь по этому поводу».

Мои руки упали на мой плоский живот. Я никогда не прерву беременность, но мне сложно поддавалось пониманию, как это — иметь другого ребенка. Любить другого ребенка.

Казалось, будто я предаю Клару. Я чувствовала себя непригодной и недостойной, и это разрывало меня изнутри. Я не могла любить еще одного ребенка с ангельскими щечками — это было предательством к ней.

Не так ли?

Меня вырвало дважды — не от утреннего недомогания, а от вины. Вины за то, что буду любить другого ребенка так же сильно, как любила Клару. Вины за то, чтобы заменить ее.

Это было моей настоящей проблемой.

Мой первый ребенок будет мертв, но у меня будет другой. У меня не будет времени, чтобы оплакать ее, или роскоши, чтобы забыть о жизни. У меня не будет привилегии разрушить свой собственный мир, как только Клара покинет меня.

Мне нужно будет продолжать выживать, улыбаться, жить для ребенка, которого я никогда не думала иметь.

И это делало меня чертовски злой.