Я хотел, чтобы она остановилась. Мое тело хотело убить ее, это то, что оно было обучено делать, если ко мне прикасались. Но на этот раз мой мозг хотел большего. Я хотел мягкости, нежного прикосновения.
Я хотел больше сладкого мучения, когда мне накладывали швы.
Такое новшество. Такой необычный подарок.
Зел не останавливала свои легкие как перышко прикосновения.
— Ты попал в несчастный случай на лодке или упал со скейтборда? — ее голос рисовал картины беззаботного малыша с нормальным воспитанием. Имеющего любящих родителей и детство полное веселья. Она рисовала ложь. Ложь, которую я отчаянно желал, чтобы она была правдой.
— Нет.
Ее пальцы гладили мое бедро, пока вся ее ладонь не накрыла меня.
Условный рефлекс, увеличивал свою свирепость, пока я не задрожал, пытаясь так сильно его игнорировать. Ее тело переместилось, когда она двинулась выше, прослеживая контур моего бедра, пока ее рука не исчезла под оторванным материалом моих брюк и прикоснулась к моему члену
Я дернулся. Я ахнул.
У моего мозга было слишком много всего, чтобы обработать.
«Не причиняй ей боль. Не убивай ее. Пожалуйста, держись».
Все, чего я хотел — быть окруженным сладкой агонией, к которой она прибегала. Мой твердый член увеличился, был вызван к жизни одним невинным прикосновением.
Я застонал, когда ее теплая рука обхватила меня, сжимая крепче.
— Это больно?
Я не мог говорить, но удовольствие говорило само за себя. Это убивало меня изнутри. Я никогда не чувствовал такого удовольствия. Таким осознанно заклейменным. Кивнув, я снова застонал, когда ее рука выпустила меня, опустившись, чтобы обхватить мои яйца.
Всю свою жизнь я избегал касаться его, смотреть на него. Один и единственный раз, когда я позволил себе кончить имел страшные последствия.
Зел схватила меня сильнее, сжав со смесью власти и вспыльчивости. Ее прикосновение отправило меня в помойную яму воспоминаний.
— Фокс. Черт побери, хватит. Ты делаешь мне больно, — закричала Зел. Она дала мне пощечину.
Мои глаза открылись, и я отдернул свои пальцы, выпустив ее запястье. В момент, когда я освободил ее, она покрутила свою руку, чтобы кровь снова прилила к ее руке. Ее глаза блестели от слез, но это не были слезы печали, больше слезы ярости.
— Почему, черт побери, я пытаюсь помочь тебе? Ты находишься за пределами помощи!
Мое сердце запнулось, и я снова схватил ее за руку, массируя ее.
— Бл*дь. Мне жаль. Ты в порядке?
Смесь неуверенности и страха в ее глазах уничтожила меня, и я никогда не был так близок к разрушению. После всего, что я сделал, она все еще не ушла. Она не отказалась, и я благодарил гребаную вселенную, за существующую между нами связь. Она проявляла упорство со мной, не из-за денег, а просто, потому что не могла уйти.
— Нет. Я не в порядке. Все в тебе говорит мне бежать, тем не менее, я игнорирую себя, и в конечном итоге ты снова причинишь мне боль. Я ненавижу себя из-за своей потребности помогать другим — это желание сводит меня с ума изнутри.
Она сощурила свои изумрудные глаза, глядя прямо в мою душу.
— Ты сводишь меня с ума, но я кое-что поняла и из-за этого мне сложнее уйти.
— Что ты поняла?
Она тяжело вздохнула.
— Как помочь тебе.
Я сделал глубокий вдох, надеясь, молясь, чтобы она была права. У меня был момент слабости, и я подумывал о самоубийстве, но я был готов принять лекарство. Я сделаю все что угодно. Все что угодно.
Я не знал, что сказать.
Мы уставились в пустоту, прежде чем она прошептала:
— Ты доверяешь мне сделать кое-что? Я хочу посмотреть, сработает ли это. Если нет, то я закончу. Но если да, то я останусь и выполню наше соглашение.
Что бы она, черт побери, не собиралась делать, я надеялся, что это сработает.
— Да. Делай все, что ты хочешь.
Она напрягла плечи и сказала:
— Не задавай вопросов. Ложись.