Разрушенные (ЛП)

Но затем чувство благодарности прибавилось в довершении к ужасу. Благодарность, что я умру до того, как умрет моя дочь — я не увижу, как она будет чахнуть и умолять о том, что я не могу ей дать.

Фокс заставил меня оценить каждую часть моей жизни, и я ненавидела его за это. Я не думаю, что когда-либо действительно приму то, что он сделал, но в то же время, он был самым настоящим и не прибегающим к оправданиям человеком, которого я когда-либо встречала.

Фокс не рассказывал мне, где он был в ту ночь, когда взял меня, но синяки вокруг его глаза и скулы стали мутно-желтыми. Первое время я думала, что никогда не привыкну к хрусту его суставов и спины во время движения, когда он вставал из сидячего положения. Он звучал как старый оловянный солдатик, остро нуждающийся в смазке маслом.

В пять вечера я ловила такси от дома Фокса до своего. Он дал мне сто тысяч долларов наличными, как и обещал, и я могла себе позволить еще один пробный ингалятор для Клары. Он пытался отвезти меня, но я отказывалась. Хоть я и признала, что у меня были чувства к нему, ненасытная потребность исправить его и физическая тяга к нему, я все еще боялась, на что он способен. Он был неразорвавшейся гранатой, и у меня не было намерения позволить ему быть рядом с Кларой. У него были свои секреты, а у меня свои. Все было так, как должно быть.

Клара прижималась своим теплым, извивающимся телом ко мне, когда мы ели вместе, смотрели телевизор, делали ее домашнюю работу, затем смеялись и разговаривали в темноте, пока она не засыпала. Я копила эти моменты, как золотой песок, оставляя каждое воспоминание в безопасности моего разума, зная, что каждое из них будет мучительным для меня, когда она уйдет.

Каждое утро я просыпалась с надеждой, что диагноз докторов ошибочен. Клара казалась полностью здоровой и живой — ее волосы блестели, яркие глаза и пытливый ум.

В десять утра каждый день я возвращалась к Фоксу и забиралась в его кровать. Он просыпался, улыбался, затем снова засыпал, заставляя меня загорать в ярком солнечном свете, дежуря до полудня, пока он не проснется.

В течение недели я идеально сочетала две свои жизни, я начала думать, что это может сработать.

Но конечно, жизни нравилось доказывать мне, что я была неправа.

— Святое дерьмо, ты напугал меня, — сказала я, сильнее прижимая папки к своей груди. Это было начало второй половины дня, и я работала над заказом большой поставки для бойцов «Обсидиана». Фокс ушел час назад, сказав, что вернется.

Я не ожидала, что он будет молчать и скрываться в черных стенах своего офиса — полностью незаметный, пока не задвигался.

Его губы дернулись, но он не улыбнулся полностью. Он никогда не улыбался. Хотя бы раз я бы хотела увидеть, чтобы он все отпустил и был счастливым.

Если знал как, конечно.

— Извини. Я ждал тебя. — Он двинулся вперед и взял у меня тяжелые папки, положив их на стол. Я была внизу на этаже бойцов вместе с Оскаром, записывая, что нужно заказать.

Он попросил еще больше шлюх, и я шутливо толкнула его. Так же сильно, как я не хотела это признавать — мне нравился Оскар. Он назвал меня шлюхой и схватил за грудь, но под дерзким внешним видом, скрывался веселый серфер, чьи голубые глаза немного заставляли мой желудок трепетать.

Он так отличался от Фокса. Свет и тьма. Счастливый и мрачный. Но я не сбивалась — не то чтобы я имела какие-то обязательство в отношениях перед Фоксом кроме денежной сделки, — но мои чувства изменились от похоти к чему-то другому.

Я больше не думала о нашем времени вместе только в течение месяца. Я останусь, пока Фокс не улыбнется своей душой. Я останусь, пока он не займется со мной любовью, как я хотела его.

«А если он снова причинит тебе боль?»

Я уйду и никогда не вернусь. У меня были чувства к нему, но у меня не было желания умереть.

— Я хочу выйти наружу. Мне нужно немного солнечного света, — сказал Фокс, перестав раскладывать документы на столе. — Ты пойдешь со мной?

Такая простая просьба. Прогуляться по его собственности на солнце.

Я улыбнулась.

— Ты зовешь меня на свидание? — постучав пальцем по губам, я сказала: — Можно ли это считать, как попытку исправить устоявшуюся у нас традицию похищать меня при помощи ножа?

Внезапно он схватил меня за локоть, потащив вперед. Он сохранил небольшое расстояние между нами, но его дыхание изменилось от расслабленного до неровного.

— Ты знаешь, почему я избегал тебя неделю? Почему я не просил твой рот или не тащил тебя в мою постель? — его серебристые глаза опаляли меня еле сдерживаемой похотью.

Я закусила нижнюю губу, когда волна желания распространилась как лесной пожар. Я стала влажной от воспоминаний того, как сосала его: его соленый, темный вкус, то, как он развалился на части, кончив, в моих руках. Я любила силу, которая была у меня над ним. Я любила, как его тело сотрясается от оргазма. Но на прошлой неделе я ходила по лезвию ножа. Мое тело хотело Фокса каждую секунду каждого дня и невозможность касаться его — чтобы дать ему знать, что я хочу его — была мучением.

— Почему? — пробормотала я, загипнотизированная, его нижней губой.