В действительности, я мог бы назвать двух людей в своей жизни, которые заставили меня прогнуться. Остальным такой возможности я не давал, и в свою очередь они страшились бездушного орудия, которое существовало где-то посередине, где не было правильного и неправильного.
Оскар усмехнулся, сгибая руки:
— Я знал, что, в конце концов, я заставлю тебя улыбнуться.
Потягивая шею, стараясь размять суставы, я пробормотал:
— Время для разговора с так называемым непобедимым Эверестом. Меня достало его дерьмо. Я искал предлог, чтобы вызвать его на ринг, и он мне его предоставил.
Единственный раз, когда кому-то разрешалось трогать меня, был во время боя. Удар в живот не ранит, для меня это как нежное прикосновение к щеке. Удары были лекарством, ласка была проклятьем для меня.
— Ты никогда не говоришь. Ты только причиняешь боль, — Оскар стянул свой пиджак и бросил его на черный диван позади нас. На отдельном балконе находились бар, черный диван и кофейный столик. Большинство ночей были проведены здесь, контролируя и командуя. Мой кабинет был строго для меня — заблокирован и непроницаем от любопытных глаз клиентов.
— Это то, что я делаю лучше всего. То, для чего я создан, — проведя рукой по волосам, я вздрогнул, не обнаружив короткого «ежика». Всю свою жизнь я был вынужден стричь их коротко, как кадет. Когда-то пряди были рыжими, когда я стал старше, они превратились в медные, затем стали темными с бронзовым отливом, пока для маленького мальчика, которого я помнил, не перестало все существовать.
— Первый урок этикета на этой неделе. Он задолжал мне гребаного уважения, — мои пальцы захрустели, когда я сжал кулаки.
— Все верно, — Оскар кивнул, улыбнувшись мне. Мы направились вниз по лестнице, покрытой черной ковровой дорожкой. На каждой ступеньке были очертания лисы, тисненные серебряной нитью. — У тебя есть привычка требовать уважения с помощью физического насилия.
Оскар был прав. Люди должны были меня уважать, потому что я достоин этого. Я дрался с каждым, кто думал, что может вытереть мною пол. Я показал им, что мог жить в теле, покрытом рубцами, но каждый шрам я заслужил. Каждый из них говорил о том, что я совершил, что таилось в моем прошлом.
Звук музыки исчез, как только вой арктического ветра и ледяные колючки снега унесли меня от настоящего к прошлому.
Память взорвалась осколками, терзая мой мозг иллюзиями настоящего и прошлого, смешивая их.
Тряся головой, я повернулся к Оскару:
— Позвони Доусону и его команде безопасности. Я хочу, чтобы Эвереста вместе с его приспешниками вышвырнули после этого.
Мы остановились у лестницы.
— Сделаю, — Оскар поднял руку, дав мне пять. — Вот выказывание уважения.
Идиот.
Я не двигался, только переключился с человека представительной внешности в старого себя, себя, что был обучен и вылеплен ненавистью и дисциплиной.
Переход от нормального до убийцы произошел мгновенно.
Оскар поспешно отодвинулся:
— Боже мой. Ты должен покончить с этим дерьмом, Фокс. Это ненормально.
Когда я говорил, что я нормальный?
Игнорируя его, я пошел в сторону рингов. Сегодня они работали на полную мощность. Лист ожидания висел рядом с табло с отказанными заявками.
Ринг тайского бокса был зарезервирован на вечер «Скатами». Группой людей, которые выглядели жесткими и имели мастерство настоящей группы бойцов. Они были здесь, не для того чтобы пролить кровь, а для того чтобы улучшить свои навыки.
Я хотел столкнуться один на один с их главным парнем по имени Штопор, для этого еще нет причин… пока нет. Но я найду. Это только вопрос времени, стоит только разозлить меня.
Подходя к рингам, я заметил его. Одной рукой он обнимал за талию девушку с азиатской внешностью, другой касался еще одной, одетой в серебряно-золотое платье. Я не мог оторвать от нее глаз. Я еще так себя не чувствовал.