Разрушенный дворец

– В смысле мой? – Замученный папа смотрит на Гриера. – Это невозможно. Я сделал…

«Вазэктомию», – мысленно заканчиваю я за него. Когда Брук объявила о том, что беременна, папа был уверен, что ребенок не его: он сделал операцию сразу после того, как мама родила близнецов. Я тоже был уверен, что ребенок не мой, потому что уже полгода как не прикасался к Брук.

Выходит, только один из нас был прав.

– Анализ это подтвердил, – отвечает Гриер. – Отец ты, Каллум.

Папа тяжело дышит. На мгновение его глаза словно застилает пелена.

– Пап, – робко зову я его.

Он смотрит на потолок, как будто ему слишком больно смотреть на меня. На его скулах ходят желваки, а потом отец судорожно вздыхает.

– Я думал, она лгала мне. Она не знала, что я сделал вазэктомию, и я думал… – Снова вдох. – Я думал, отец кто-то другой.

Да, он решил, что это я. Но я не могу винить отца за то, что он пришел к такому выводу. Он знал о нас с Брук, так что все вполне понятно. Однако он не мог допустить даже мысли о том, что ребенок может оказаться его.

Я сочувствую папе. Он хоть и не любил Брук, но мог бы стать хорошим отцом ее ребенку. Наверное, сейчас ощущение потери убивает его.

Папа тяжело вздыхает и только потом переводит взгляд на меня.

– Я еще нужен тебе или сам справишься?

– Сам справлюсь, – угрюмо отвечаю я, потому что он, очевидно, едва может держать себя в руках.

Отец кивает.

– Хорошо, крикни, если я тебе понадоблюсь.

Он нетвердой походкой покидает кабинет. После секунды тишины Гриер спрашивает меня:

– Готов продолжить?

Я слабо киваю.

– Хорошо. Давай поговорим про Эллу О’Халлоран. – Порывшись в огромной груде документов, адвокат вытаскивает еще несколько страниц. – Элла О’Халлоран, ранее известная как Элла Харпер, семнадцать лет. Сирота, три месяца назад ее нашли в Теннесси, где она танцевала в стриптиз-клубах, скрываясь под личностью тридцатипятилетней женщины.

Всего каких-то три месяца? У меня же такое чувство, будто Элла всегда была частью моей жизни. В висках начинает стучать злость.

– Не говорите о ней.

– Мне придется говорить о ней. Она замешана в этом деле, нравится тебе это или нет. Вообще-то, Харви упомянул, что ты несколько раз приводил ее с собой на бои. Но вид крови ее не пугает.

– К чему вы ведете? – сквозь зубы повторяю я свой недавний вопрос.

– Давай пройдемся по другим показаниям, ладно? – Он резко поднимает в воздух новый лист бумаги. – Вот это показания Джордан Каррингтон.

– Джордан Каррингтон до смерти ненавидит Эллу.

Но Гриер снова игнорирует мои замечания.

– «Мы пригласили Эллу на прослушивание в группу поддержки. Она вошла в зал и с гордым видом прошлась по нему в одних только трусиках и лифчике. У нее нет ни стыда ни совести. Это же позор! Но Риду почему-то это нравится. Он никогда не вел себя так до тех пор, пока не появилась она. Раньше он всегда вел себя прилично, но она пробудила в нем самые худшие качества. Если она рядом, то он становится невообразимо грубым».

– Я в жизни не слышал подобного бреда! Джордан приклеила скотчем к стене Астор-Парка какую-то девятиклассницу, а я, значит, невообразимо грубый? Элла никак на меня не повлияла.

– То есть ты хочешь сказать, что склонность к насилию у тебя была еще до того, как появилась Элла?

– Вы переиначиваете мои слова, – огрызаюсь я.

Он резко смеется.

– Это все цветочки по сравнению с тем, что будет ждать тебя на суде. – Он откидывает в сторону показания Джордан и поднимает следующий лист. – Это показания Эбигейл Уэнтворт. Судя по всему, вы встречались, но лишь до тех пор, пока ты не причинил ей боль. Вопрос: «Какие чувства вы испытываете к Риду?» Ответ: «Он причинил мне боль. Очень-очень сильную боль».

– Я и пальцем ее не тронул, – горячо возражаю я.

– Вопрос: «Как именно он причинил вам боль?» Ответ: «Я не могу говорить об этом. Это очень мучительные воспоминания».

Я вскакиваю из кресла, но Гриер неумолим.

– «Допрос прерван, потому что допрашиваемая сильно расстроилась и никак не могла успокоиться. Необходимо будет вернуться к этому вопросу».

Я с силой сжимаю спинку кресла.

– Я бросил ее. Мы встречались, но потом я уже больше не испытывал к ней никаких чувств и бросил ее. Но я не причинял ей никакой физической боли. Я ранил ее чувства, и мне очень жаль, но вряд ли она так уж сильно горюет обо мне, потому что в прошлом месяце переспала с моим братом.

Гриер вскидывает левую бровь. У меня появляется непреодолимое желание связать его и сбрить к чертям любую растительность на его голове.

– Отлично. Присяжные с удовольствием послушают о твоих братьях, которые тоже склонны к девиантному поведению.

– Это с чего вдруг?

Адвокат снова шелестит бумагами.

– У меня здесь наберется штук десять показаний, где говорится о том, что двое из них встречаются с одной и той же девушкой.

– Какое отношение это имеет к делу?

– Это лишь покажет присяжным, в какой обстановке вы живете. Что ты подросток из привилегированной семьи, который то и дело влипает в неприятные ситуации. Твой отец подчищает за тобой концы, откупаясь от жалоб и судебных исков.

– Я ломаю челюсти, но не женщин.