Разрушенный

Мы с Тео пошли в «Очарование», а потом решили заглянуть в стриптиз-клуб. Я сказал ему уйти. Этот бедный ублюдок превратился в киску, что меня тошнит. Кто, черт возьми, ходит в стриптиз-клуб и даже не смотрит на стриптизерш? Это не мило и не преданно, это просто чертовски трагично. Если я когда-нибудь стану таким, хочу, чтобы кто-нибудь просто грохнул меня на хрен.

Но Тео этого не сделал, и, видимо, я был настолько разбит, решив, что мне нужно спать здесь.

Я вылезаю из кровати, иду в ванную, стою под струями воды, потому что моя утренняя слава и недостаток зрения означают, что я выгляжу отвратительно.

Моя одежда пахнет алкоголем и сигаретным дымом, но все равно надеваю ее. Я думаю, что тот факт, что мне удалось раздеться в таком пьяном виде, — это гребаное достижение. Обычно мне помогают с этим дерьмом.

В доме тихо, но я думаю, это уже не место для вечеринок номер один в Лондоне. Иду на кухню и обыскиваю шкафы, пока не нахожу бутылку водки и небольшой стакан. Наливаю половину. Это будет чертовски ужасно, но для общего блага. У меня не было похмелья с пятнадцати лет, но, возможно, с тех пор я тоже не был по-настоящему трезвым. Я выпиваю и вздрагиваю, когда по горлу поднимается желчь. О боже, это мерзко. Сижу на барном стуле, обхватив голову руками, когда входит Лилли.

— Ух ты, сегодня утром ты выглядишь как дерьмо, — говорит она, начиная возиться с кофеваркой.

— Благодарю. Это то, к чему я стремился. — Еще пять минут, и водка подействует. Мне просто нужно дожить до этого момента.

— Ага. — Лилли кивает на стоящую передо мной бутылку водки. — Похмелье?

— Я плохо справляюсь с похмельем.

— Ни хрена. — Приподнимает свою бровь, глядя на меня. — Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы меньше пить? Понимаешь, это в корне решает проблемы.

Я фыркаю.

— Серьезно. — Лилли готовит кофе и садится за барную стойку напротив меня, опершись локтями о столешницу. Затем дует на дымящуюся кружку и ничего не говорит. Тишина граничит с дискомфортом.

— Итак… хорошая погода сегодня, — неловко начинаю разговор.

Ее брови вздымаются.

— Правда, Хьюго?

— Я не люблю неловкое молчание, — мгновенно защищаюсь. — Становится странно.

Она закатывает глаза.

— Так говори.

— Я только что это сделал.

— О чем-то действительно важном, а не о чуши. И когда я говорю что-то действительно важное, то имею в виду большого розового слона в комнате и, без сомнения, причину, по которой ты сидишь в моем доме в девять часов субботним утром и пахнешь, как пивоварня. — Господи Иисусе, у нее нет гребаных фильтров.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Принюхиваюсь. Водка уже начала действовать, и моя голова стала яснее.

Лилли прищуривается и смотрит на меня.

— Ты точно знаешь, о чем я говорю. Ты чертовски бесхребетный, Хьюго. — А она злая, по-настоящему злая.

Я хмурюсь.

— Что, черт возьми, ты хочешь?

Лилли ставит кофе и смотрит через комнату, ничего не говоря несколько минут.

— Я сказала Тео, что не буду вмешиваться, но, клянусь богом, ты самый глупый гребаный человек, которого я когда-либо встречала, — недовольно бормочет она. — Молли. — От одного звука ее имени мне прямо сейчас хочется выпить эту долбаную бутылку. — Когда дело доходит до Молли, ты бесхребетен.

Я скрываю лицо за обычной маской и пожимаю плечами.

— Молли знает ситуацию. Она всегда знала.

Ее глаза вспыхивают, встречаясь с моими, и мне хочется отскочить от нее. Я не знаю, откуда у Тео остались яйца. Эта сучка страшная.

— Проснись, Хьюго. Как долго ты собираешься продолжать пить и трахаться?

— Я не спрашивал твоего мнения, насколько помню, — холодно говорю я.

Она хлопает руками по рабочей поверхности.

— Знаешь, что? У меня нет проблем с тобой, как с человеком, но я всегда буду ненавидеть тебя за свою лучшую подругу. — Ну, по крайней мере, она честная. — Потому что она добрая и хорошая. Она ставит всех выше себя. — Лилли склоняет голову набок. — А ты эгоистичен. Ты ничего не можешь с этим поделать, — недовольно скрипит зубами. — Ты ничего не делаешь, кроме как причиняешь ей боль, и ты ее не заслуживаешь.

Я потираю лицо рукой.

— Разве ты не думаешь, что я это знаю? Не надо мне проповедовать о том, насколько хороша Молли. Я знаю.

Лилли внимательно смотрит на меня.

— Ты заботишься о ней.

Закрываю глаза, представляя лицо Молли.

— Конечно, я забочусь о ней. Она одна из моих лучших подруг… была. Она была одним из моих лучших друзей. Может, самой лучшей. И она слишком хороша для меня, как ты и сказала.

Лилли кивает.

— Она слишком хороша для тебя. — Делает глубокий вдох и водит указательным пальцем по чашке с кофе. — И я не могу поверить, что говорю это, но ты не можешь принимать это решение за нее.

Мои глаза расширяются, когда я смотрю на Лилли.

— Чего?

Она закатывает глаза.