Вяземский тем временем разгреб завалы, обнажив пол основного зала, на моё удивление оказавшийся каменным. Кашляя от дыма, ринулся по ступеням вниз, в подземные кельи.
Там всё тоже здорово обгорело и, к моему удивлению, почти не действовало поле святой земли. Не то ослабло после пожара, не то в принципе не пробивалось сюда.
Беллу мы, конечно, не нашли. Зато обнаружили двоих перепуганных и едва не задохнувшихся от дыма… монахов, что ли. Или дьяконов? Или как их там правильнее назвать. В общем, это явно были помощники отца Серафима — тоже в рясах, но попроще, с небольшими крестами на железных цепочках. Оба довольно молодые, лет по тридцать с небольшим, у одного даже борода-то толком не растёт — жидкая, клочковатая.
Оба склонились, причитая, над телом самого Серафима. Этот, увы, был мёртв. И умер явно не от дыма — под ним растеклась обширная лужа крови, уже запорошенная пылью. Раны не было видно на тёмной одежде, лицо же старика, ещё больше заострившееся и бледное, было искажено гримасой, похожей не то на удивление, не то на испуг.
На наше появление оба монаха поначалу никак не отреагировали. Оба стояли на коленях над телом убитого священника и оба были в состоянии, близком к обмороку. Только раскачивались взад-вперёд и бессвязно бормотали что-то. Скорее всего, молитвы.
Я кое-как растормошил и вытолкал на воздух одного из них, но пока возился с ним, второй, с жидкой бородкой, хлопнулся на пол без сознания. Хлестать его по щекам оказалось без толку — он был жив, но вырубился напрочь. Я подхватил его под мышки и потащил в сторону выхода, но тут меня раздражённо окликнул Вяземский.
— Да что ты с ним возишься? Брось!
— Да я просто…
— Брось, я сказал! Подойди ко мне.
Стиснув зубы, я оставил бедолагу прямо на ступенях, ведущих наверх, и подошёл к Вяземскому. Правда, непонятно, зачем — ещё добрую минуту губернатор молча стоял над телом отца Серафима, мрачно разглядывая его. Лицо его будто закаменело.
В келье было душно и темно, светился лишь тусклый кристалл эмберита в железном держателе под потолком. В этом рассеянном неясном свете, даже не отбрасывающем теней, всё казалось каким-то плоским и будто нарисованным угольным карандашом. Лицо Вяземского и вовсе наполовину тонуло в темноте, лишь поблескивали белки глаз, слезящихся от дыма. В то, что этот человек прослезился из-за гибели священника, я что-то не верил.
— Похоже, она опять ускользнула, — решил я первым нарушить молчание. — И что теперь?
— А теперь… — глухо отозвался Вяземский и снова замолчал, стиснув зубы.
Продолжил он ещё минуту спустя, всё так же не сходя с места и не сводя взгляда с мёртвого тела.
— Теперь слушай меня очень внимательно, Василевский. Ты найдешь её…
— Что? Но… — фыркнул я от возмущения.
— Не перебивай!
Он придавил меня своим Даром — коротко, но болезненно. Грудь будто сжало стальными обручами — крепко, так, что показалось, будто затрещали рёбра. Я захрипел, закашлялся и запоздало переключил Аспект, скопировав его у самого Вяземского. Давно пора было это сделать — хотя бы ради иммунитета к подобному воздействию.
Вяземский выдержал небольшую паузу, подождав, пока я подниму на него взгляд. И, не обращая внимания на мой гнев, продолжил холодным, чётким тоном:
— Ты найдешь и устранишь их всех. Всех, кто имел хоть какое-то отношение к заговору или хотя бы знал о нём. Изабеллу. Арнаутова. Орлова… Да, пожалуй, главное — избавиться от этих троих. Срок — до завтрашнего утра. Но лучше тебе управиться раньше.
— Но это же… невозможно! — возразил я. Хотел даже сначала сказать «смешно», но лишний раз злить Вяземского сейчас не стоило. — Мы с Путилиным, да и ваши люди уже не первую неделю всем скопом охотимся за Арамисом. А вы хотите, чтобы я всё решил за полдня?!
— Твои близкие — у меня. Если хочешь, чтобы они остались живы — постараешься совершить и невозможное.
Мы встретились взглядами, и мне даже не нужно было переключаться на Аспект Морока, чтобы прочитать его эмоции. Было видно, что говорит он совершенно серьёзно. Я вдруг с отчётливой ясностью осознал, что этот человек совершенно безжалостен.
Впрочем, не человек. Нефилим. Чем больше я живу здесь, тем виднее для меня эта разница.
Дьякон у лестницы вдруг очнулся. Раскашлялся, застонал, заворочался, пытаясь подняться. Мы с Вяземским даже не обернулись, продолжая буравить друг друга взглядами.
— Ясно. Хотите подчистить все следы? — язвительно усмехнувшись, спросил я. — Заигрались со своими интригами, а как поняли, что дело пахнет жареным — решили попросту избавиться от всех причастных?
— Вполне разумное решение, ты не находишь?
— Для таких, как вы — возможно. Вот только вы кое-что не учитываете. Я вам не наёмный убийца, готовый впиться любому в глотку по вашему приказу.
— А что такое? Ручки боишься замарать? — презрительно скривился он. — Или, может, пожалел кого-то? Но кого? Арнаутов — упырь. С Орловым у тебя и так, кажется, есть за что поквитаться. Да и Изабелла… Та ещё тварь!
Голос его заметно дрогнул, и это, похоже, разозлило его самого.
— Ещё раз повторю. Я — не убийца.
— Да неужели?