Разрушители планет

— Все куплено за счет производства. Первоначально, больше ста лет назад, это место построила Компания. Шахта не приносила дохода. И тогда Розовый Ад выбрали местом ссылки. Когда здесь стали работать только осужденные, Компания предложила оплачивать их содержание и давать премии за любые находки, — такие, как куски расплавленного металла. И люди смогли тратить свои заработанные денежки как им заблагорассудится; стали импортировать товары, за которые они хорошо платили, построили городок, оборудовали его, разработали систему жетонов. Эти люди не могут вернуться назад домой, но почему же им не постараться жить как можно лучше.

— Ты говоришь «люди», «они» так, будто ты не один из нас, — сказал я.

Он засмеялся, правда, не очень весело.

— Может быть, худышка, мне хочется немного обмануть самого себя.

— И на какой-то миг твой морской жаргон тоже исчез.

Несколько шагов он прошел молча. Потом сказал:

— Правило номер один: не проявляй любопытства, худышка!

— Но здесь мы можем говорить, — сказал я. — Здесь никто не подслушивает.

— Откуда ты знаешь, что на нас не направлено индуктивное ухо?

— Через твердые породы оно не действует.

Он повернулся и бросил на меня свирепый взгляд, который отличался от его обычного, как рапира от банана.

— Лучше руби породу и трать свои кредиты. Так будет безопаснее, — сказал он.

Я засмеялся. Мне не следовало начинать смеяться, но остановиться я уже не мог. Я упал на колени и продолжал смеяться, стоя на четвереньках. Я смеялся и смеялся, хоть и понимал, что различие между моим смехом и рыданиями — небольшое и очень тонкое, различие это легко исчезало, а вместе с ним и защитная оболочка, которая давала мне возможность двигаться, говорить, а, может, даже и мыслить с того самого момента, как я увидел изуродованное, мертвое лицо Пола Дэнтона.

Тяжеловес помог мне. Он поставил меня на ноги и ударил наотмашь по лицу — рука была тяжелая, как весло байдарки — и еще раз, когда я пытался ответить.

— Вот так-то, мистер, — посочувствовал Тяжеловес, и неожиданно у меня перед глазами всплыло давно знакомое лицо, которое я видел в Академии еще будучи подростком. Тогда это лицо было моложе, но не намного красивее, сверху это лицо венчала фуражка с капитанским шнурком. Он был командиром кадетов и его звали…

* * *

В центре деревушки под названием Ливорч-Хен располагалась мощенная кирпичом площадь, вокруг которой зазывно блестели витринами маленькие магазинчики и от которой в разные стороны разбегались шумные улочки. Они вели к фабрикам на севере, а на юге заканчивались жилыми районами, украшенными деревьями, цветами и травой.

Дома были скромными, чистенькими, старомодными, с трубами и черепицей. Если бы не розовая пустыня вдали, этот пейзаж вполне бы мог сойти за декорацию к пьесе из сельской жизни двадцатого века.

На улицах встречались не только мужчины. Я видел, как средних лет женщина выходила из продуктового магазина с корзиной фруктов в руках. Через полквартала стройненькая девушка прогуливала на поводке маленькую собачку.

— Уютно, как дома, — с поразительной оригинальностью отметил я.

— Точно, — вздохнул Тяжеловес. — Ужасно забавно. Может быть, пропустим по одной, чтобы расслабиться?

Он уверенно пошел вдоль одной из узких улиц к винной лавочке, над которой красовалась вывеска, изображавшая розового черта с обгоревшей рожей и торчащим хвостом. Мы заняли место за столиком в углу и заказали у старика бармена бренди. Его принесли лишь после того, как я показал наличные. В лавчонке Зыло еще несколько посетителей — все пожилые.

— Кто они? — спросил я. — Почему они не в шахте?

— Существует нечто вроде пенсионной программы, — ответил Тяжеловес-Ты вносишь деньги, накапливая основную сумму плюс еще немного сверх того. Когда врачи определят, что ты не можешь больше работать, ты уходишь на пенсию. Или тебя могут отправить на Базу. Говорят, что где-то на севере есть дом престарелых. Но мало кто выбирает этот маршрут. Я слышал, он означает укол, легкую смерть и дешевые похороны.

Бренди был сносным. Мы выпили по два стаканчика, по кредиту за каждый. Солнце уже клонилось к закату. Мы набрели на дешевый ресторанчик и съели натуральное мясо с овощами. Это обошлось нам еще в десять кредитов. Когда мы снова вышли на улицу, меня схватил за рукав маленький человечек, у которого не было половины лица. Он предлагал на выбор: карты, наркотики, женщин.

— Как насчет картишек, дохляк? — оживился Тяжеловес. — Ты бы смог удвоить свой капитал, и тогда — кутнем по-настоящему!

— Не важно, что вы там решите, все равно вам лучше пойти со мной, — сказал посыльный. — С вами хочет переброситься парой слов большой человек.

Мы переглянулись.

— А у этого большого человека есть имя? — спросил я.

— Узнаешь, — изрек посыльный. — Без него. — Он ткнул пальцем в Тяжеловеса. — Только ты — один.

— Наверное, тебе лучше пойти, — неожиданно согласился Тяжеловес. — Все равно у меня есть кое-какие дела. — Он повернулся и ушел.

— Эй, ты, пошли, — прошамкал мой новый приятель. — Там не любят ждать.