Разрушительная игра

Мы поднялись на лифте в личные апартаменты деда, где я обнаружила Николая, хмуро расхаживающего по коридору.

– Он меня выгнал, – пояснил он. – Сказал, я слишком переживаю.

Я выдавила улыбку:

– Типично.

Если Эдуард фон Ашеберг III что-то ненавидел, так это чрезмерную заботу.

– Ага. – Николай рассмеялся, обреченно и с облегчением, а потом меня обнял. – Рад видеть, Бридж.

Мы нечасто виделись и общались. Наши жизни складывались по-разному – Николай был наследным принцем Эльдорры, а я принцессой, живущей в США и отчаянно пытающейся притвориться кем-то другим, но ничто не связывает сильнее общей трагедии.

Впрочем, тогда мы должны были стать закадычными друзьями после смерти родителей. Но вышло иначе.

– Я тоже рада тебя видеть. – Я крепко обняла брата, а потом поприветствовала его девушку. – Привет, Сабрина.

– Привет. – Она быстро обняла меня, ее лицо излучало сочувствие.

Сабрина – американская стюардесса, Николай познакомился с ней во время полета в США. Они встречались уже два года, и, когда об отношениях прознали в СМИ, на них обрушился шквал критики. Принц встречается с простолюдинкой? Настоящий подарок для желтой прессы. С тех пор внимание поутихло отчасти благодаря тому, что Николай и Сабрина держали отношения в тайне, но о них по-прежнему много сплетничали в высшем обществе Атенберга.

Возможно, именно поэтому я чувствовала такую необходимость встречаться с кем-то «подходящим». Я не хотела тоже расстраивать дедушку. Со временем он проникся к Сабрине симпатией, но, когда впервые о ней узнал, устроил скандал.

– Он ждет внутри. – Николай криво усмехнулся. – Только не переживай, а то и тебя вышвырнет.

Мне удалось засмеяться.

– Буду иметь в виду.

– Я подожду здесь, – сказал Рис. Обычно он упорно следовал за мной повсюду, но сейчас, похоже, понял: мне нужно побыть с дедушкой наедине.

Я благодарно улыбнулась ему и вошла в больничную палату.

Эдуард, как и говорили, не спал и сидел в постели, но его вид – в больничном халате, с подключением к аппаратам – пробудил шквал воспоминаний.

– Папа, проснись! Пожалуйста, проснись! – Я рыдала, пытаясь вырваться из хватки Элин и побежать к нему. – Папа!

Но как бы громко я ни кричала, как бы сильно ни плакала, он оставался бледен и неподвижен. Аппарат возле его кровати ровно, непрерывно пищал, и все вокруг кричали и бегали, кроме моего деда – он сидел, опустив голову, и у него дрожали плечи. Николая уже вывели из комнаты, а теперь пытались заставить уйти и меня, но я никуда не собиралась.

Пока не проснется папа.

– Папа, пожалуйста.

Я охрипла от криков, и последняя просьба прозвучала шепотом.

Я не понимала. Еще несколько часов назад все было в порядке. Папа поехал за попкорном и конфетами – на дворцовой кухне все закончилось, и он сказал, глупо кого-то просить, если легко можно съездить самому. Он пообещал, что, когда он вернется, мы будем есть попкорн и вместе посмотрим «Красавицу и чудовище».

Но он не вернулся.

Я слышала разговор врачей и медсестер. Что-то про машину и внезапный удар. Я не знала, что это значит, но поняла: дело плохо.

А еще я поняла, что папа никогда, никогда не вернется.

Я почувствовала жжение слез в глазах и знакомую тяжесть в груди, но натянула улыбку и постаралась не показывать беспокойства.

– Дедушка. – Я бросилась к Эдуарду. Я называла его дедушкой в детстве и так и не переросла это обращение, но теперь использовала его только наедине – слишком «неофициально» для короля.

– Бриджит, – он казался бледным и уставшим, но слабо улыбнулся, – не стоило тебе сюда срываться. Я в порядке.

– Поверю, когда услышу от доктора.

Я сжала руку деда, ища утешения не только для него, но и для себя.

– Я король, – хмыкнул он. – Мое слово – закон.

– Не в медицинских вопросах.

Эдуард вздохнул и нахмурился, но спорить не стал. Он начал расспрашивать о Нью-Йорке, и я рассказывала ему обо всем, что случилось с момента нашей последней встречи на прошлое Рождество, пока он не устал и не задремал посреди истории о неловко разлившем вино Луи.