Я знал об этом задолго до нашей поездки, но прошлым вечером во мне что-то сломалось. Вероятно, дело во взгляде – она так смотрела, будто думала, что во мне тоже есть все, хотя на самом деле во мне нет ничего особенного, – или в понимании, что нас в любой момент могут разлучить. Она может обручиться на следующей неделе, и я навсегда потеряю даже надежду.
Как бы то ни было, последние запасы самоконтроля во мне подошли к концу. На Коста-Рике он дал трещину, но теперь… Даже следа не осталось.
Мы с Бриджит шли через поля к беседке, и под ногами шуршала трава. Мы улизнули, когда все легли спать, и луна светила достаточно ярко, чтобы отыскать путь без фонариков на телефонах.
Было ли то, что мы делали – что собирались сделать, – плохой идеей? О да. Наша история обречена на трагический финал, но, когда ты находишься в поезде, который мчит к обрыву, остается лишь крепко держаться и считать каждую секунду.
Мы молчали, пока не дошли до беседки. Бриджит вышла на середину и все осмотрела. Не считая облупившейся краски, строение на удивление хорошо выдержало испытание временем.
– Сюда никто не приходит? – спросила она.
– Ни души.
Я все проверил заранее. Население городка было небольшим, но его фермы растянулись на многие километры. Ближайшим жилым зданием была гостиница, и там все спали. Я удостоверился, прежде чем написать Бриджит о встрече в вестибюле.
– Хорошо, – ответила она, слегка затаив дыхание.
В Южной Эльдорре оказалось гораздо теплее, чем в Атенберге, и мы могли обходиться без курток даже ночью. Я надел свою обычную форму – футболку, армейские штаны и ботинки, а на Бриджит было сиреневое платье, облегающее бедра.
Я вглядывался в нее, стараясь не упустить ни единой детали. Пряди вьющихся волос обрамляют лицо, в глазах блестит нервное предвкушение, грудь вздымается и опускается в такт моему неровному дыханию.
Какая-то часть меня хотела подойти, задрать юбку и трахнуть ее прямо здесь и сейчас. Другая желала насладиться моментом – последними дикими, трепетными секундами перед тем, как мы сотрем последнее напоминание о разделявших нас границах.
Следовать правилам – в моей натуре. Так я прожил большую часть жизни. Но ради Бриджит я бы нарушил все правила на свете.
Потребовалось всего шесть недель в разлуке и еще шесть в чертовой агонии, чтобы принять правду, и теперь пути назад уже нет.
– Итак, – Бриджит заправила за ухо прядь волос дрожащей рукой, – мы пришли. Какие планы, мистер Ларсен?
Я улыбнулся ей медленно и лукаво и заметил, как по телу Бриджит пробежала легкая, едва заметная дрожь.
– Планов много, принцесса, но финал у каждого из них один: мои пальцы, язык или член в твоей милой маленькой вагине.
Я не собирался тратить время на пустые разговоры. На них ушло два года – с того момента, когда я вышел из машины у ее дома и заглянул в ее большие голубые глаза.
Бриджит фон Ашеберг была моей и только моей. Неважно, что она мне не предназначалась. Я все равно заберу ее, и, если бы мог оставить свой след на ее коже, в ее сердце и душе, я бы это сделал.
Ее глаза расширились, но прежде, чем она успела ответить, я подошел и схватил ее за подбородок.
– Но сперва хочу прояснить одну вещь. С этого момента ты – моя. К тебе не прикоснется ни один мужчина. А если вдруг… – Мои пальцы впились в ее кожу. – Я знаю семьдесят девять способов убить человека и семьдесят из них смогу представить как несчастный случай. Понятно?
Она кивнула. Ее грудь вздымалась и опускалась все быстрее.
– Я серьезно, принцесса.
– Я понимаю.
– Хорошо. – Я провел большим пальцем по ее нижней губе. – Я хочу услышать это из твоих уст. Кому ты принадлежишь?
– Тебе, – прошептала она. Я уже чувствовал запах ее возбуждения, сладкий и пьянящий, и не мог больше сдерживаться.
– Верно, – прорычал я. – Мне.
Я схватил ее за шею, притянул к себе, и наши губы встретились. Она обняла меня, прижалась теплым и гибким телом, пока я впивался в ее рот. На вкус она была как мята с клубникой, и я хотел еще.
Сердце билось в груди, словно барабан, в такт пульсации члена. Чувства обострились до почти болезненной четкости – я чувствовал на языке ее вкус, осязал пальцами ее кожу, ощущал запах ее духов и слышал ее тихие стоны, а она цеплялась за меня, будто мы тонули и я был ее спасательным кругом.
Я прислонил Бриджит к одной из деревянных балок, задрал ее платье и раздвинул коленом бедра. Просунул руку ей между ног и одобрительно хмыкнул, обнаружив ее влагу и наготу.
– Без нижнего белья. Хорошая девочка, – промурлыкал я. – Ведь если бы ты ослушалась меня… – я прикусил ее нижнюю губу, вонзил палец в тугое, влажное тепло и улыбнулся, услышав ее вздох, – пришлось бы тебя наказать.
Ее бедра вздрогнули, когда я ввел еще один палец. Я засовывал их внутрь и вынимал, сначала медленно, затем ускоряясь, пока они не оказались глубоко внутри нее и эти грязные звуки смешались с ее стонами.