Разрушительная игра

– Моя мама очень любила животных, – сказала я, удивляясь собственным словам. Я не планировала обсуждать с Рисом мою мать, но мне хотелось воспользоваться оттепелью в наших обычно враждебных отношениях. – Это передалось мне от нее. Но во дворце держать животных запрещено, и я могла регулярно общаться с животными только в качестве волонтера в приютах. – Я протянула руку и улыбнулась, когда Мидоу накрыла ее своей лапкой, словно давая мне «пять». – Мне нравится, но еще я здесь, потому что… – Я попыталась подыскать правильные слова. – Так я чувствую себя ближе к маме. Только мы с ней так сильно любили животных. Остальные члены семьи относятся к ним хорошо, но иначе чем мы.

Сама не знаю, что спровоцировало мое признание. Может, я хотела доказать, что мое волонтерство не ради пиара? Какое мне вообще дело до мнения Риса?

А может, мне нужно было поговорить про маму с кем-то, кто ее не знал. В Атенберге я не могла упомянуть ее, не получив в ответ жалостливых взглядов, но Рис оставался спокойным и невозмутимым, как и всегда.

– Понимаю, – сказал он.

Вроде простое слово, но оно проникло внутрь и успокоило ту часть меня, которая, оказывается, нуждалась в успокоении, а я и не знала.

Наши взгляды встретились, и в воздухе повисло напряжение.

Темные, загадочные, пронзительные. Глаза Риса словно заглядывали прямо в душу, отбрасывая слои тщательно сплетенной лжи и обнажая уродливую истину под ней.

Сколько моих истин он видел? Видел ли под маской девочку, которая десятилетиями несла свое бремя и слишком боялась им поделиться, которая могла убить…

– Хозяин! Отшлепай меня, хозяин! – Латекс выбрал именно этот момент для своего знаменитого похабного выкрика. – Прошу, отшлепай!

Заклинание рассеялось столь же быстро, как возникло.

Рис отвел глаза, и я опустила взгляд себе под ноги, выдыхая от облегчения и разочарования одновременно.

– Хоз…

Латекс умолк, когда его одарил взглядом Рис. Птица нахохлилась и принялась прыгать по клетке, прежде чем замереть в нервном молчании.

– Поздравляю, – сказала я, пытаясь рассеять волнующее напряжение, возникшее минутой раньше. – Возможно, ты первый человек, заставивший Латекса умолкнуть на середине фразы. Тебе стоит забрать его себе.

– Ни за что. Не люблю, когда животные сквернословят.

Мы пялились друг на друга несколько мгновений, прежде чем я хихикнула, а железный занавес в его глазах приподнялся достаточно, чтобы я заметила там искру веселья.

Оставшуюся часть моей смены мы провели в молчании, но напряженность между нами снизилась до такой степени, чтобы я поверила, будто у нас с Рисом могут быть нормальные рабочие отношения.

Я не знала, оптимизм это или самообман, но мой разум всегда цеплялся за малейшие свидетельства того, что все не так плохо.

Ветер щипал обнаженную кожу на моем лице и шее, пока мы шли домой. Мы с Рисом спорили, как добираться до приюта, но в конце концов даже ему пришлось признать, что преодолевать столь небольшую дистанцию на машине просто глупо.

– Ты рад, что поедешь в Эльдорру? – спросила я. Через несколько дней мы уезжали в Атенберг на зимние каникулы, и Рис сказал, что прежде никогда там не бывал.

Я надеялась поддержать нашу недавнюю оттепель в отношениях, но просчиталась: Рис закрылся быстрее, чем вечеринка, на которую ворвались копы.

– Я еду туда не отдыхать, принцесса.

Он произнес слово «туда», словно я силой отправляла его в трудовой лагерь, а не в город на девятом месте рейтинге лучших направлений для туризма.

– Я понимаю, что ты едешь не отдыхать, – я безуспешно попыталась скрыть раздражение, – но у тебя будет сво…

Воздух пронзил резкий визг тормозов. Я еще не успела осознать источник звука, а Рис уже затолкал меня в ближайший переулок и крепко прижал к стене, подняв пистолет и закрывая меня своим телом.

Мой пульс забился с бешеной скоростью – от внезапной вспышки адреналина и его близости. Он излучал жар и напряжение каждым миллиметром огромного, мускулистого тела, и оно обернулось вокруг меня, словно кокон, когда мимо пронеслась машина, из наполовину открытых окон которой гремела музыка и доносился хохот.

Я чувствовала плечом, как колотится сердце Риса, и мы долго стояли, замерев, даже когда музыка стихла и слышалось лишь наше тяжелое дыхание.

– Мистер Ларсен, – тихо сказала я, – думаю, все в порядке.

Он не двигался. Я оказалась зажата между ним и кирпичами – двумя неподвижными стенами, заслоняющими меня от мира. Одной рукой он упирался в стену возле моей головы и стоял так близко, что я чувствовала каждую выпуклость, каждый изгиб его тела.

Прошло еще одно долгое мгновение, прежде чем Рис опустил пистолет и повернулся ко мне.

– Ты уверена, что в порядке? – низким, хрипловатым голосом уточнил он, осматривая меня на предмет повреждений, хотя со мной ничего не случилось.

– Да. Машина повернула слишком быстро. И все. – Я нервно хихикнула, слишком разгоряченная из-за его пристального внимания. – Меня больше напугал твой бросок в переулок.