Разрушительная красота

Саша поступил. Виделись они ежедневно. Просто… Просто все пошло не так. Родителям Эли и ее бабушке уже давно было ясно, что это катастрофа на ее пути, западня, из которой надо выбираться. Это было совершенно очевидно и самой Эле. Ее жених постоянно боролся с собой, чтобы, образно говоря, не водить ее на поводке и в ошейнике. Она не могла спокойно ни смотреть по сторонам, ни говорить с кем-то. Да и с ним… Он ее постоянно в чем-то уличал. Ее жених оказался тяжелым психопатом, и школьный вальс уже не скрывал этот факт под своим сверкающим и заманчивым покрывалом первой любви. Эля понимала, что нужно бежать, а ноги были еще к побегу не готовы. И сердце не настолько закалилось. Она его жалела. Она скучала. Она привязалась и привыкла к его теплым рукам, твердым губам, к его красоте. А он начинал смотреть враждебно уже и на ее родителей. Бабушка так переживала, что, может, из-за этого обострилась ее астма. Она умерла. Никто не говорил, что из-за этого, конечно. Все так думали. Эля убрала со стола фотографию Сашиного выпускного вечера. Они там в центре, как на свадьбе, но только на снимке видно, какой у него тяжелый взгляд исподлобья.

Год стремительно помчался, как автомобиль, у которого отказали тормоза. А Саша каждый день напоминал о том, что, как только Эле исполнится восемнадцать, они понесут заявление в ЗАГС. Его абсолютно безмолвные родители никогда ни в чем ему не перечили. И это должно было Элю насторожить.

Ее выпускной вечер был очень красивым, печальным, каким-то душераздирающе теплым. Она была еще красивее, чем на Сашином вечере. Платье было строже и элегантнее. Она выбрала цвет чайной розы. Импульсивно, интуитивно выбрала. Потом подумала, что желтый цвет — цвет разлуки. Она была готова… Почти. Саша подобрал костюм и рубашку в тон ее платью. Он умел и любил красиво одеваться. Их пара была хороша до рези в глазах. Кто бы подумал, что Эле больше всего хочется сделать шаг назад? А еще лучше — шагов десять. К счастливой и уверенной в себе — звезде детского сада номер сто.

Мама с папой унесли домой Элину золотую медаль. А в огромном зале выпускники уже заказывали организаторам музыку. Танцы начинались и должны были закончиться школьным вальсом. Потом все собирались в Серебряный Бор: плавать на лодках, гулять и встречать рассвет.

Игорь Валентинович стоял тут же, в зале. Смотрел на всех, улыбался. Потом к нему подошел охранник, что-то пошептал. Он на минуту задумался, вдруг рассмеялся и подошел к Эле.

— Можно на минутку, Элина?

Они вышли в коридор, и он сказал:

— У ворот стоит Вася Некрасов с букетом. Просит, чтобы ты вышла, взяла.

Эля тоже рассмеялась. Вася Некрасов — детдомовец и главный хулиган района, — приходил к ней таким образом не один год. Просто шел сзади. Иногда они перебрасывались парой фраз. При Саше переходил на другую сторону улицы и шел параллельно. И тут — такой шикарный жест. «Некрасов» — это была его кличка. Почему-то так. Возможно, за поэтические чувства.

Эля с Игорем Валентиновичем подошли к воротам, охранник открыл. Вася торжественно вручил ей огромный букет, насмешливо посмотрел на охранника и директора.

— Вы для меня ОМОН не вызвали?

— А надо, Вася? Из уважения? — спросил Игорь Валентинович.

— А то!

— Но я тебя на самом деле уважаю. Рыцарь ты у нас.

Утром люди обнаружат, что цветы были срезаны со всех газонов. Эля оставила букет в школе. А от ворот они шли медленно. Игорь Валентинович сказал:

— Ты приходи в школу. Не забывай.

— Конечно, — Эля вдруг вспомнила. — Но у меня же в августе день рождения. Мы всегда приглашаем весь класс. Придете?

— Конечно.

— Приходите с женой, мы будем ждать. Я обязательно позвоню, если вы будете в Москве.

— Буду, раз позвонишь.

Так они простились. Он больше не был ее директором, она больше не была его ученицей. Он подарил ей настоящую мужскую влюбленность и открыл для нее дело жизни. Казалось бы, так повезло, но почему же так грустно.

В Серебряном Бору Саша быстро увел ее от всех остальных. Они поплыли на лодке только тогда, когда другие уже скрылись. Саша втащил лодку на пляж. Они пошли в глубь леса. Целовались. Мучительно. Он не мог себя сдерживать. И это преодоление рождало в нем звериную ярость. Эле иногда казалось, что он начинает в этот момент ненавидеть и себя, и ее. Она даже подумала, может, пусть… Может, ему так будет легче. Перед тем как расстаться. Она уже думала о нем исключительно как о нездоровом и, в общем, близком человеке. Но он смотрел на нее подозрительно. Она поняла. Он ее начинает ненавидеть за порочность. А себя за то, что он хочет ее, такую порочную. Она предложила просто посидеть в лодке. Сняла туфли, опустила ноги в воду. Саша бросился их целовать, потом поднял к ней лицо, оно было залито слезами. Только в первый раз эти его мгновенно проливающиеся слезы показались ей проявлением редкой души. Со временем стало ясно, что это очень близко к жестокому диагнозу.

Утром он привел ее домой. Мрачно, исподлобья посмотрел на маму с папой и ушел, сказав, что вернется вечером.