Разрушительница пирамид

– Ты ж татарин! – не унималась Пелагея. – Я тебя и взяла, потому что татары не пьют. Не стыдно тебе? У вас же этот… забыла, как его…

– Магомет, – подсказала я.

– Вот, он самый. Пить вам категорически запретил.

– Понятное дело, – вздохнул Юра. – Но как не выпить, если юбилей у кума? А так я как стеклышко. Да вам любой скажет: трезвее меня в Оленевке не найти.

– Ладно, что там у тебя, показывай.

– Свет горит, – забегая вперед, сообщил Юра, радуясь, что тему горького пьянства хозяйка оставила. – Вот, гляньте.

Мы подошли к бревенчатому дому, очень похожему на русский терем, сбоку – открытая терраса с резным крылечком. В окнах первого этажа горел свет, что на ярком солнце не сразу и разглядишь.

– Давно горит? – спросила Пелагея, поднимаясь на крыльцо.

– Так это… сегодня увидел. Приехал траву косить… Газон-то какой, Полина Сергеевна, не газон – загляденье! А кусты как подстриг…

– Молодец. Ключ проверь, – шепнула она Савве.

Тот направился в сторону сооружения поменьше, тоже с открытой верандой. Пелагея опустилась на широкую лавку возле двери, дождалась, когда Савва вернется. Он протянул ей ключи.

– Зря зубами клацала, – сказал сердито. – Ключи на месте, значит, никого в доме нет.

– Ну и слава богу. Ты заходи, а я пока здесь побуду, воздухом подышу.

Савва досадливо покачал головой, открыл дверь и вошел в просторный холл, где горела кованая люстра с плафонами из желтого стекла. Я замерла неподалеку от двери, решив, что торопиться не следует, пусть Савва сначала весь дом осмотрит. Меня от сюрпризов уже подташнивало, и новых я не желала.

Савва вскоре проговорил:

– Ева, скажи Пелагее, пусть в дом заходит. Хватит на скамейке сидеть.

– Ты ничего не нашел? – спросила я, вздохнув с облегчением.

– Любаши здесь нет, если ты ее имеешь в виду, но кое-что есть.

Если честно, мне и «кое-что» не особо нравилось. Выйдя из дома, я позвала Пелагею.

– Что там? – спросила она тревожно, вслед за мной заходя в просторную гостиную с бревенчатыми стенами, на которых висели в деревянных рамах павлопосадские платки, а рядом стояли плюшевые кресла, огромный диван и под стать ему плазма, которая на фоне платков и бревен выглядела довольно нелепо.

– Похоже, здесь были гости, – сказал Савва, когда мы вошли, и кивком указал на стол, где стояла открытая бутылка шампанского, рядом бокал, апельсины и плитка шоколада.

– Это Любаша, – заметно побледнела Пелагея. – Ты во всех комнатах смотрел?

– Во всех. Ее нет, а следов пребывания достаточно.

– Господи, куда ж она делась? Была последняя надежда, что она тихо квасит на природе… Теперь не знаю, что и думать.

– Думай, что она квасит в другом месте, – проворчал Савва.

Он направился в комнату, которая оказалась спальней, я за ним. Кровать была разобрана, на спинку брошена ночная рубашка из кружев, возле окна стояла расстегнутая спортивная сумка, в которой лежали женские вещи. На подоконнике – чашка с недопитым кофе.

– Такое впечатление, что она отсюда не уезжала, – заметила я. – Или собиралась вернуться, раз вещи оставила.

– Я бы с тобой согласился, но у Любаши в голове дыра, и что ей в эту голову приходит – большой вопрос.

– Савва! – испуганно позвала Пелагея, и мы бросились к ней.

Она стояла в гостиной возле камина из красного кирпича и мелко тряслась.

– Вот… – Пелагея ткнула пальцем в камин.

– Что? У тебя такой вид, точно здесь младенцев жарили.

– Савва, она фотки жгла. Не зря у меня сердце не на месте…

– Да погоди ты со своим сердцем.

Мы подошли к камину, и я увидела обрывки фотографий, лежали они поверх золы, огнем их не затронуло, следовательно, их все-таки не жгли, а разорвали и бросили в камин. Может, конечно, рассчитывали позднее сжечь.

Я аккуратно собрала обрывки и, устроившись на полу, принялась их складывать, точно пазлы. Вскоре стало ясно: здесь три фотографии стандартного размера, на них совершенно точно женщина и мужчина. Женщина с длинными темными волосами, скорее всего, Любаша, а вот лицо мужчины пока собрать не удалось. Пелагея и Савва стояли рядом, наблюдая за моими действиями. Наконец, нужные части на одной из фотографий сошлись, и я тихо пискнула от неожиданности. В обнимку с Любашей сидел Каверин, мой недавний возлюбленный. Говорят, что мир тесен, но не до такой же степени!

– Охренеть, – сказала я.

Две следующие фотографии сложились довольно быстро, на них тоже оказался Серега, что уже не удивило.

– У них что же, была любовь? – повернулся Савва к родственнице.

– Да я этого мужика знать не знаю, – возмутилась Пелагея, но выглядело это не особо убедительно. Плюхнулась в кресло и пробормотала: – Савва, скажи на милость, зачем она сюда притащилась? Шампанское пить и фотки рвать? А куда делась?

Разделившись, мы самым тщательным образом еще раз осмотрели дом, но к ответу на Пелагеин вопрос нас это не приблизило. В ванной стояла баночка с кремом и лежала расческа. Холодильник был пуст и отключен. Плитой, похоже, не пользовались.

– Скажи-ка мне, бабуля, – заговорил Савва, когда мы вновь встретились в гостиной, – это ты сюда с мужиками катаешься или Любаша?