Разрыв

Это было в среду, то есть ровно за неделю. И после этого я стал довольно внимательно наблюдать за ним. Во всяком случае, настолько внимательно, насколько мог. Что было непросто, поскольку классы наши находились в разных концах школы, а в учительской мы оба старались подолгу не задерживаться. У каждого из нас имелась на то своя причина. Сэмюэл был человеком довольно одиноким, да и я, как мне представляется, такой же. Однако я тешу себя мыслью о том, что мне и собственного общества хватает. Естественно, и мне выпадают мгновения, когда я изнываю по людской компании, и приходятся они обычно на такое время, когда никакой компании днем с огнем не сыскать. Как это называется — закон Мёрфи? Так или иначе, когда я прихожу в учительскую, то обычно слышу в ней голоса взрослых людей. А после того, как ты провел целый день среди пронзительно вопящих детишек, даже Ти-Джей со всеми его недостатками как-то, знаете ли, успокаивает. Но Сэмюэл — ему его собственного общества никогда не хватало. Не сочтите это зазнайством, инспектор, но я всегда видел в себе что-то вроде духовного барометра нашей школы. Естественно, это не было ролью, которую я сам для себя избрал, скорее, продолжением моей преподавательской специализации. Хотя и это неверно. Просто мне интересны люди. Вот и все. Можете назвать меня любителем лезть в чужие дела. Мне нравится выяснять, как люди справляются с тем, что с ними происходит. Справляются внутри себя. Что ими движет. Что подрывает их силы. Великого мастерства тут не требуется. Нужно просто больше слушать, чем говорить. Вот вы, инспектор, слушать, похоже, умеете и потому, уверен, хорошо понимаете, что я имею в виду. А с Сэмюэлом все было ясно с самого начала. Не то, разумеется, что он сделает. Господи. Как может человек с уравновешенной психикой ожидать подобного от кого бы то ни было? Нет, очевидным было скорее то, что он неблагополучен. Опечален, вот верное слово. Опечален, одинок и никак не может выбраться из колеи, в которую загнала его жизнь.

И стало быть, уязвим. Очень уязвим. А, как вы, наверное, знаете, время он тогда переживал трудное. Но, хотя пистолет меня и встревожил, я, даже увидев его, не проникся уверенностью в том, что Сэмюэл и впрямь собирается воспользоваться им. Вы хотите спросить, почему же тогда он носил пистолет с собой, не так ли? До выстрелов я, чтобы объяснить это, просто повторил бы вам его историю. Я верил ему, главным образом потому, что хотел верить. Хотя насчет того, что пистолет неисправен, он определенно солгал. Может, когда он нажимал на спусковой крючок, пистолет просто стоял на предохранителе, оттого крючок и не двигался. Пистолеты ведь так устроены? Я в этом мало что понимаю. Впрочем, детям Сэмюэл его не показал. Мне это известно, потому что я расспросил — аккуратно, разумеется, — одного из наших общих учеников, Алекса Миллса, когда тот помогал мне прибираться после урока в классе. И услышав его ответ, я испытал облегчение. Решил, что Сэмюэл образумился, тем все и кончилось. Мне и в голову не пришло, что он вовсе не собирался показывать пистолет своим ученикам.

Так почему же он его носил? Могу сказать вам, что яоб этом думаю. Вы ведь о выходках Ти-Джея слышали, так? О детях, о том, как они с ним обращались. И слышали, полагаю, о самом главном, о футбольном матче. Они сломали ему ногу, инспектор. Намеренно. О, я знаю, знаю, они уверяли, что это был несчастный случай, и директор поверил им, однако он был единственным, наверное, в школе человеком, который им поверил. Если он и вправду поверил. Но можете вы себе такое представить? Эти бандиты несколько месяцев травили Сэмюэла, и какое-то время ему, наверное, удавалось уверять себя, что все это безвредно — тяжело, но физически безвредно, — и тут они ломают ему берцовую кость.

Вы когда-нибудь ломали ногу, инспектор?

Ну, может быть, кость какую-нибудь? Руку?

Ладно, а я ломал и могу вам сказать, это больно. Мучительно больно. Я не очень хорошо справляюсь с болью — боюсь, и женщина из меня вышла бы никудышная! — да и Сэмюэл тоже не казался мне большим стоиком. Он испугался, инспектор. Я, собственно, это и пытаюсь сказать. И может быть, пистолет… он же сказал, что пистолет принадлежал его деду. Может быть, с ним Сэмюэл чувствовал себя увереннее. Чувствовал себя более защищенным. Менее уязвимым. Как знать, может быть, он начал носить его сразу после футбольного матча. Но, как я уже говорил, это вовсе не означало, что он собирался воспользоваться им.