Разрыв

– Вы ошибаетесь, – сказала мать Эллиота. – Школа была к нам очень добра. Поддержала нас. Прислала нам цветы. А директор даже с письмом к нам обратился.

Люсия поняла, что Фрэнсис Сэмсон вот-вот расплачется. Она уже держала наготове платок.

– И как же София? – продолжала она. – София должна пойти туда в сентябре следующего года. Какими мы окажемся родителями, если поставим возможность получить со школы деньги выше образования нашей дочери?

– Верно, – поддержал ее муж. – Совершенно верно. А вы?

Он повернулся к Дэвиду.

– Вам-то это зачем? Вы же адвокат, так? Ради чего вы пришли сюда, если не ради получения ваших двадцати процентов?

Дэвид выпрямил спину:

– Я пришел сюда потому, что меня попросила об этом Люсия. И могу уйти. Если вы этого хотите. Поверьте, у меня есть, на что потратить время.

Он встал. Люсия тоже.

– Прошу тебя, Дэвид, сядь, – сказала она. – Мистер Сэмсон, миссис Сэмсон: идея принадлежала мне, не Дэвиду. Он лишь оказывает мне услугу. И ничего на этом выгадывать не собирается.

Отец Эллиота скорчил презрительную гримасу.

– Моя фирма даже не знает, что я здесь, – сказал оставшийся стоять Дэвид. – Возможно, она и не захочет участвовать в этом. Я не знаю. Если вы решите действовать, мне придется поговорить с коллегами. Не исключено, что фирма сочтет общественный резонанс полезным для себя. Принимать сторону жертвы – это всегда хорошо. Даже если проигрываешь дело.

Люсия потупилась. Она поняла, что увидеть реакцию Сэмсонов на последние слова Дэвида ей будет не по силам.

– Проигрываешь? – переспросил отец Эллиота. – Вы хотите сказать, что выиграть дело нам не удастся? Даже если мы согласимся обратиться в суд, мы все равно проиграем дело?

– Выигрыш маловероятен, – признала Люсия.

– Боюсь, вы почти наверняка проиграете, – прибавил Дэвид.

Люсия подняла голову.

– Да сядь же ты, Дэвид, ради всего святого, сядь.

Она взглянула на отца Эллиота. Тот улыбался, как человек, не верящий своим ушам.

– Значит, тот мальчик, – произнес он, – мальчик, родители которого обратились в суд. Он проиграл дело. Он проиграл, а школа выиграла.

Дэвид, наконец, сел – на самый краешек софы, рискуя соскользнуть с него. Несколько мгновений он вглядывался в Сэмсона, потом кивнул.

– То есть, присяжные…

– Судья.

– Хорошо, судья. Кто угодно. Судья согласился с нами. Сказал то же, что только что говорили мы.

Дэвид не ответил. Просто взглянул на Люсию, предоставляя ей вести разговор дальше.

– Все было не так просто, – сказала Люсия. – На слушании дела всплыли некоторые обстоятельства. Касавшиеся не мальчика и не школы – там, насколько нам известно, все происходило именно так, как рассказал Дэвид. А вот родители. С ними возникли осложнения. Они прожили какое-то время в Штатах и вернулись оттуда с некоторой… Ну, со склонностью к…

– Им просто нравилось судиться, – сказал Дэвид. – И это плохо отразилось на деле.

– Так какой же нам-то смысл обращаться в суд? Брать на себя лишние хлопоты? Я и жена, наша семья, мы пытаемся жить дальше, – Люсия увидела, как его взгляд скользнул по стопке коробок, как затвердело его лицо. – Стараемся. Так? Изо всех сил. Так зачем же нам рисковать и тем, что у нас осталось?

–  Мистер Сэмсон, – ответила Люсия, – мне бы и в голову не пришло просить вас поставить под угрозу благополучие вашей семьи. Я прошу как раз о противоположном. Я прошу вас защитить вашу дочь, друзей вашей дочери. Прошу поднять такой шум, что школа вынуждена будет принять хоть какие-то меры. Она должна осознать свою ответственность и сделать так, чтобы случившееся с Элиотом больше ни с одним ребенком не случилось.

Теперь встал Сэмсон.

– Послушайте меня, инспектор. Мы уже говорили об этом, но, похоже, вы нуждаетесь в повторении. В том, что произошло с Эллиотом, произошло с нашим сыном, никакой вины школы нет. Что она, черт побери, могла сделать? Если вас имеется какой-то план, позволяющий наказать идиотов – скотов, – которые несут ответственность за смерть Эллиота, тогда я, может быть, и соглашусь вас выслушать.  Если же плана у вас нет, если это лучшее, что вы можете нам предложить, тогда, как бы это сказать? – тогда мне придется указать вам и вашему другу на дверь.

Сэмсон подступил к ней вплотную. Мужчиной он был не из крупных, но над сидевшей на софе Люсией прямо-таки навис. Однако она не шелохнулась.

– Напомните мне, мистер Сэмсон, – попросила она, – почему после нападения на Эллиота ничего предпринято не было? Почему мальчики, которые избили его, – которые искусали его и изрезали, – почему им позволили гулять на свободе?

– Потому что никто ничего не видел, инспектор. Никто не видел, как они это сделали. Вы же сами нам это и сказали, помните? Вы и ваши коллеги.

– Верно. Это мы вам и сказали. Мы опросили всех, кого только смогли, и все говорили одно и то же. Друзья Эллиота. Учителя Эллиота. Даже директор его школы. Все они говорили, что никто ничего не видел.

Люсия сунула руку в сумку, стоявшую у ее ног.

– Что такое? – спросил Сэмсон. – Что у вас там? Магнитофон? Вы что, записывали наш разговор?

Люсия поставила магнитофон на кофейный столик.