Разрыв. Этот длинный, длинный день

– Давайте поклянемся, памятью предков и чаяниями потомков, что до последней капли крови и до последнего вздоха будем неустанно и бескорыстно служить Отечеству и своему народу. Будем защищать его интересы и дружно стоять плечом к плечу с нашими товарищами, ставя интересы народа, превыше собственных. Обязуемся соблюдать дисциплину и нести персональную ответственность за каждое принимаемое нами решение. Если кто из нас нарушит слова данной клятвы, то пусть карающая рука его товарищей настигнет его, где бы он ни был. И не видать ему покоя ни на этом, ни на том свете. Жизнь – Родине, сердце – любимым, честь – никому. Клянемся!

– Клянемся! – воодушевленно воскликнули все военные.

– Клянемся! – повторил он.

– Клянемся! – подхватили и те, кто через каналы военной связи был на экранах мониторов.

– Клянемся! – в последний раз прогремел его голос.

– Клянемся! – переходя в крещендо, отозвались уже все присутствующие, включая вскочивших со своих рабочих мест дежурных операторов, ответственных за то или иное направление обороны.

– Я – слышал! – ударив себя кулаком в грудь, произнес Посланник.

– Земля – услышала! – указал он перстом вниз.

– Вода – услышала! – махнул он рукой куда-то неопределенно.

– Небо – услышало! – подняв кверху тот же самый палец, торжественно произнес волхв. – Да будет посему!

III

В начавшейся после принятия клятвы суете, никто не заметил, как и куда исчез Посланник. Суету прервал офицер связи, который доложил о том, что по «горячей линии» с Начальником Генштаба хочет срочно связаться его коллега из США. Пришлось срочно идти в «переговорную», где находился специальный аппарат связи «прямой линии», созданной специально для срочного разрешения конфликтов еще при Хрущеве. Комната, в которую вошел Валерий Васильевич, находилась в подвале Центра, всячески защищенном от любого вида перехвата, прослушивания и фиксирования, всех потенциальных переговоров. Ее аналоги находились в здании министерства обороны и Кремле. В скудно обставленном помещении находился лишь Г-образный стол с двумя крутящимися креслами для лица, ведущего непосредственные переговоры и для переводчика, одновременно исполняющего обязанности телефониста. На столе стояли два идентичных телефонных аппарата с «навороченной» клавиатурой и встроенном принтером. Переводчик, он же телефонист уже находился на своем месте. Афанасьев в школе и вузе изучал немецкий язык и владел им достаточно приличном уровне, как и покойный ныне президент, а вот английский, тем более американизированный разговорный понимал с большими трудностями, поэтому наличие профессионального переводчика было крайне необходимо. Генерал, не мешкая, снял трубку с рычага и поднес ее к уху:

– Начальник Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал армии Валерий Афанасьев у аппарата, – отрекомендовался он. Его сосед по столу повторил за ним, то же самое, только по-английски.

На том конце густой баритон Начальника комитета Штабов пророкотал, судя по тону, приветствие, а переводчик, слегка растягивая гласные, подтвердил догадку Афанасьева:

– Приветствую тебя, Ва-ле-ри! Это Майк Милли – твой вечный ночной кошмар, – не к месту решил сострить бравый американец.

– Здравствуйте, мистер Милли! Не стоит преувеличивать. В рейтинге моих ночных кошмаров вы не присутствуете, – заметил Афанасьев, невольно поджимая губы.

Милли не стал тянуть резину в дипломатических политесах, в которых был, откровенно говоря, не силен, поэтому сразу взял с места в карьер:

– Несмотря на столь раннее утро, мы тут уже в курсе того, что у вас произошло. Это, безусловно, весьма и весьма масштабная трагедия мирового значения.

– Да, – ответил Афанасьев, – для нас и для наших друзей это настоящая трагедия, унесшая жизни не только целого ряда руководителей ОДКБ81 высшего звена, но большое количество гражданских лиц, среди которых было много людей преклонного возраста и абсолютных некомбатантов.82И мы, разумеется не оставим это вопиющее злодеяние без ответа.

– Я понимаю твои эмоции, Валерий, – уже более вкрадчиво и продолжая фамильярно относиться к собеседнику, желая тем самым расположить его к себе, произнес Милли. – Однако мне и моему руководству несколько непонятны твои телодвижения.

– Что вы мистер Милли подразумеваете под «несколько непонятными телодвижениями» с нашей стороны? – выдерживая официальный тон, спросил Афанасьев.

– Я имею ввиду вашу игру ядерными бицепсами, – сказал уже более жестко Милли, видя, что его собеседник не хочет поддерживать с ним игривый тон.

– Наше поведение полностью соответствует угрожаемой обстановке, – сухо констатировал Афанасьев и добавил, – полагаю, что в схожей обстановке вы поступили бы точно так же.

– Да, пожалуй, – нехотя согласился тот. – Но столь явно демонстрировать на показ открытые люки ракетных шахт… Мы, в Штатах, расцениваем это как сигнал именно для нас, что не может вызывать у нас чувства искреннего негодования.