Разрыв. Этот длинный, длинный день

- Давай. Мелисса - она же лимонник дальневосточный, способствует успокоению нервной системы и расширяет сосуды головного мозга, - со знанием дела проговорил он как по писаному, подставляя пластиковый стаканчик, из стопки заранее выставленных на столе, ради такого случая.

- Откуда такие познания в ботанике? - с удивлением и даже уважением поинтересовался Начальник оперативного отдела.

- Мама, - с теплотой в голосе ответил ему Афанасьев, держа обеими руками наполненный стаканчик, обжигающего ладони через пластик напитка, - у меня всегда заваривает такой.

- Ага. Сколько ей сейчас?

- Восемьдесят шесть на той неделе исполнилось. К себе все зову, ей ведь уже одной-то трудновато, а она ни в какую не хочет из деревни в город.

- А что так? - участливо спросил Рудов.

- Батя, вишь, там похоронен. Говорит: "Больше полувека с ним прожили. Как же я его тут одного оставлю?!". Да и с Аглаей моей, они всегда не очень-то ладили, если честно, - разоткровенничался он вдруг.

Рудов, с набитым ртом лишь покивал головой, соглашаясь. Не обращая внимания на шум и беготню по залу, эти двое, будто не от мира сего, мирно вели беседу о своем и близком им обоим, и близких им людях, время от времени прихлебывая душистый чай. Незаметно, в зал вошли двое, Завьялов и Михайлов. Последний держал в руках два чемоданчика. Это были близнецы того, что был пристегнут цепочкой к руке каптри. Моряк, молча, вернул Афанасьеву его ключ, а Михайлов доложил, наклоняясь едва не к самому уху Верховного, потому что не хотел, видимо, кричать из-за шума в зале:

- Товарищ Верховный, ваше поручение выполнено. Чемоданчики доставлены. К сожалению, операторы, в чьем ведении оно находились, погибли.

- Максим, - обронил Завьялов, вклиниваясь в доклад адъютанта, - тот, что оказался в Склифе, умер на операционном столе от болевого шока, но чемоданчик так и не выпустил из рук, запрещая врачам давать общий наркоз, чтобы не потерять контроль над вверенным ему объектом охраны.

- Борис Борисыч, составьте приказ о присвоении погибшим операторам званий Героя России. А сейчас, берите тех же самых людей из лютиковской охраны и, не мешкая, езжайте в институт, Сдайте чемоданчики самому Шерстобитову в руки, под роспись. А вы, Павел Геннадьевич, - обратился он к Завьялову, - не сочтите за труд, переговорите по телефону с академиком, пусть встретит лично Бориса Борисыча. Мне, как видите - недосуг, что-то не хочется выслушивать сегодня площадную брань во второй раз. И ступайте отдыхать, вам уже пора сдавать смену.

- Да. Смена заканчивается через полчаса, - согласно кивнул тот и добавил чуть слышно, - хотя я думал, что она не закончится никогда. Но я еще успею проводить Борис Борисыча.

Рудов не вмешивался в разговор, вникая на ходу в суть дела, как это он всегда умел великолепно делать. Михайлов с Завьяловым удалились. Михайлов - выполнять распоряжение, а Завьялову не по чину было присутствовать на подобных заседаниях.

- Знаешь, Валера, - обратился он к Афанасьеву, - а я ведь поначалу тоже был не слишком доволен тем, что ты решился на всю страну признаться в своих делишках и заставить опубликовать подлинные декларации Совета. Считал, что честь мундира надо беречь, во что бы то ни стало. Тем более, сам ведь я тоже далеко не святой. Не хотелось ворошить свое исподнее перед людьми. А теперь вижу, что ты был прав. Как там, у Аграновича сказано, дай Бог памяти: "Кто проповедь прочесть желает людям, тот жрать не должен слаще, чем они". Не знаю как там другие, что себе думают, а я решил по твоему примеру сдать все уворованное у государства. Моя, конечно разорется, ну да и х... бы с ним. Сын, думаю, поддержит. Или нет, как думаешь?

Афанасьев пожал плечами. Ему самому еще предстоял сегодня нелегкий разговор на эту тему. Однако, чисто из любопытства, поинтересовался:

- Что? Так много?

- Много, Василич, - зажмурился и помотал согласно головой Рудов.

- Я, в принципе, никого не заставляю... - начал Верховный.

- Не то говоришь, Василич. Просто мы с тобой находимся уже в таком возрасте, когда пора думать не о том, как бы поприличнее пожить, а о том, как бы поприличнее умереть, чтобы потомки не сморкались на наши могилы. Мне может тоже хочется оставить после себя большую статью в энциклопедии, а не пару дежурных строк?!

- Ага! И тебя проняло тщеславие?! - усмехнулся Афанасьев.

- Не все же тебе одному!

Объявленный получасовой перерыв подошел к концу. Афанасьев переключил на микрофоне тумблер громкой связи и постучал по мембране пальцем. Привлекая к себе внимание:

- Товарищи хунтеры, заговорщики и предатели, полчаса, отведенные вам для выпуска пара из ноздрей и иных предусмотренных природой отверстий, окончились, поэтому прошу занять свои места.

Дождавшись, когда генералы нехотя займут кресла, он продолжил:

- Николай Палыч, поведайте нам о ваших предварительных выводах по полученной информации.

Тучков встал во весь свой немалый рост, откашлялся и уже приготовился дать обстоятельный ответ со своими соображениями, но Глава Совета прервал тут же:

- Только кратенько и без антимоний, пожалуйста.