- Иногда, это заставляет меня, чувствовать себя меньше, чем человек – говорит он – Я не говорил это своему отцу. Он говорит мне, что я самый привилегированный мальчик в мире, потому что я тот, кто будет жить. Он говорит мне, что все остальные родившиеся в пробирках, либо богатые семьи, наивны, чтобы поверить, что они первыми найдут лекарство. Он даже не понимает, что он такой же, как они. Он не понимает, что он не только потратил свое время, он потратил мою жизнь. Я - просто зря потраченное время и он никак не хочет понять, что пока я не мертв, я не заплатил цену за его ошибку.
- Не говори так – говорю я ему мягко – Ты - не зря потраченное время.
- Твои родители тоже были учеными, верно? – его голос так спокоен, я не уверена, мне показалось, что он слегка дрожит. – Тебе никогда не хотелось обидеться на них немного, за то, что они привели тебя в этот мир?
- Немного – признаю я – Но нас в этом мире не спрашивают, Линден. Мы здесь – нравится нам это или нет. Я не могу позволить себе думать, что все это напрасно.
- Если бы тебя спросили – говорит он, смотря все время на дорогу – Ты бы хотела родиться?
Я не знаю, каким будет мой ответ, пока не говорю:
- Да, - Мыльные пузыри между пальцами, и слова, которые я писала на затуманенном окне. И легкие поцелуи моей мамы, когда она думала, что я сплю. И сильное биение моего сердца, когда Габриэль впервые меня поцеловал. И теплое покалывание, проходящее через мое тело, когда я выпила слишком много шампанского, и Линден расстегнул мою туфельку, и сказал, что я красивая. – Абсолютно. Да.
- Я знал, что ты так скажешь – говорит он.
- А что насчет тебя? – спрашиваю я.
- Я не знаю – отвечает он – Иногда я слышу слова песни из того стихотворения, что пела Сесилия. « … И сама Весна, когда она бы проснулась на рассвете, не узнала бы, что мы мертвы…» и я думаю, что это были правильные слова. Мне кажется это не правильно пытаться что-либо делать, чего никогда не будет. Не правильно и жестоко было с моей стороны пытаться зачать детей. Ничего нет, Рейн. Нам нет места в этом мире. Только вода, которая полна мертвецов. Зачем пытаться заполнить пустое пространство.
Дети. У него было трое, двое из них умерли. Я видела его глаза, когда у Сесилии произошел выкидыш. Он продолжил жить так, будто его больше ничего не волнует, кроме ее здоровья, но я знаю, что потеря ребенка опустошила его. Наш ненастоящий брак научил меня читать его очень хорошо.
- Стараюсь не думать об этом так часто – говорю я – Ты знаешь, это стихотворение было написано более трехсот лет назад. Могу поспорить, что когда люди доживали до ста, и земля была плодородной, и здания были чистые и новые, люди тоже задавили себе этот вопрос, почему мы здесь. Я не думаю, что это началось после вируса.
Мне кажется, что я вижу улыбку, проступающую на его губах, или может он просто криво ухмыльнулся.
- Я понимаю, почему твой брат говорил о надежде – говорит он – У вас одинаковый взгляд на происходящее. Вам кажется, будто все будет хорошо. Я не могу вообразить более опасную вещь, чем надежда, как у вас.
На заднем сидении Сесилия кашляет и шевелится. Линден смотрит в зеркало заднего вида.
- Ты проснулась, любимая? – спрашивает он.
Она некоторое время медлит, прежде чем сесть.
- Ваша болтовня разбудила меня – жалуется она – Мы остановимся на ночь?
- Нет – говорит Линден – Мы собираемся доехать до Чарльстона, прежде чем сделать остановку.
Я в недоумении от нежности в его словах. Для меня он был горький и открытый об истинах и бедах мира, но с Сесилией он мил.
- Я хочу спать рядом с тобой – говорит она ему. Я вижу ее тень, она еще не совсем проснулась, но умудряется перелезть через сидение и вклиниться между нами, таща за собой одеяло. Она устраивается на стороне Линдена. – Ты не против, если вернёшься на заднее сидение, правда? – говорит она мне – Здесь слишком мало места для троих.
Глава 14
Музыка заставляет мое сердце учащенно биться еще до того, как я проснулась. Я быстро просыпаюсь сквозь радужные всполохи и эту музыку, эта жуткая музыка, которую помнит каждый мой нерв. Сесилия встает на колени на переднем сидении, перебравшись через Линдена, чтобы видеть из его окна.
- Что это? – спрашивает она.
Темно. Мои глаза пытаются приспособиться. Машина замедляется, пока совсем не останавливается, и Линден говорит:
- Это карнавал.
- Гони! – кричу я – Не останавливай машину.
- Что такое карнавал – спрашивает Сесилия.
- Гони!
Мой тон заставляет Линдена вздрогнуть, и он жмет на газ. Шины визжат, когда мы едем вперед и я кричу ему «быстрее», а он говорит мне что мы можем только до сто сорока, потом спрашивает:
- Что случилось?