Разрыв не по шаблону

— Я не тот размер привез. Пришлось пересылать, менять. Марина спрашивала у тебя, помнишь? — раздался Лешин голос от двери. Я радостно кивнула и быстро поцеловала кольцо, глядя на этих двоих. Алексей торжественно поднес мне Левушку, который недовольно кряхтел и причмокивал.

— Задница чистая, памперс новый…

— Зря, — укорила я, — во время кормления он обязательно писает.

— Не будем на этом экономить, — светло улыбался он, — покорми его. При мне теперь, пожалуйста, — стал его голос чуть глуше и мягче… бархатнее. И я неловко отвернулась, демонстративно занявшись сыном, потому что вспомнила, как этот взрослый мужчина пробовал ночью мое молоко и даже пил его, глотая. Точно в этом было что-то ненормальное — какое-то странно будоражащее извращение. Я не смогла бы протолкнуть в себя и капли.

— Я не выспалась, — проворчала, быстро взглянув на Алешу и на явную его готовность продолжить ночные забавы. А скоро должна проснуться Яна.

Уснула она вчера поздно, уже после двенадцати, после боя курантов. Встретила Новый год с нами, а почти час до этого они проговорили с отцом. И вот сейчас я совсем не переживала, что она уже рассказала ему об Алексее, что ноут в детской был повернут так, что в нем по очереди или вместе мелькали и мы с ним, занимаясь Левушкой. Я никогда не контролировала их разговоры — цензуры не было. И Вадим должен был понимать, видеть по Яне, что ее никто не обижает, что ей хорошо здесь — со всеми нами… без исключения.

— Давай добирать сон за день — по очереди. На ночь у меня опять планы, — перевел он взгляд с моей груди на лицо, заметно сглотнул и широко улыбнулся:

— Медовый месяц, Ксюша — терпи. Что делать?

Счастье любит тишину? Я уже согласна была на такую тишину — без романтики, о которой говорила мама и особо значимых событий, приключений и потрясений — любых, хороших или плохих. Пока достаточно было этого — ни к чему не обязывающего, нового для меня: тихого уюта, спокойствия, привычной устроенности, почти общих уже привычек и разговоров, в которых мы продолжали узнавать друг друга.

Вадим совсем ушел за эти месяцы… вспоминался только тогда, когда звонил Яне. А после этой ночи вообще стал кем-то далеким и уже неважным. Особенно после этой ночи, когда все было для меня и так, как я хотела. Со случайной женщиной Алеша не переживал бы так свой конфуз, да и не случилось бы его — от длительного воздержания. И не срывался бы потом так — шепча сдавленным, хриплым голосом откровенные глупости и оставляя на моих плечах синяки от поцелуев, и пятна от пальцев на бедрах. И получая равнозначную ответку. Мы любили и бесились… шалили и радовали друг друга — безо всяких оглядок на приличия. Ленивой нежности в этот раз не было — только напор и дикое желание.

А Вадим ушел. Теперь я была важна другому человеку и нужна ему. Чувствовала и знала это. Его интересовали мои мысли, мои желания и вкусы. Он интересовался моим мнением и не просто… он обдумывал его — всерьез и очень уважительно, всегда принимая во внимание. Если не согласен был — объяснял почему, старался переубедить, беспокоился. Видно было, что ему важно чтобы мы — на одной стороне, одним фронтом, согласные и сплоченные.

Любовью это было с его и моей стороны или чем-то другим? Более подходящим для меня, продуманным миллион раз ночами и днями — целыми месяцами, устоявшимся, открытым, откровенным? Сейчас это казалось не так и важно — определение. Как ни назови… уже случилось.

Глава 32

Дорогу к монастырю Вадим забил в навигатор и все триста с лишним километров его вел приятный женский голос. Он сосредоточенно внимал всем этим «через километр поверните направо, потом налево…» и тому подобное, внимательно отслеживая припорошенную снегом дорогу.

Эта зима в Подмосковье выдалась малоснежной. Белая пелена в очередной раз только-только укрыла землю. И не было никаких гарантий, что не растает опять без следа, обнажая неприветливую действительность.

В семье Демьянцевых никто не был по-настоящему религиозен. Религия вообще — или насаждается с детства и тогда не факт, что приживется во вдумчивом возрасте, или же с некоторых пор она — образ жизни. Ни того, ни другого не наблюдалось, и Бог был в одной стороне, а Вадим — в противоположной. При этом он гордился российской историей, густо замешанной на религии, красотой православных храмов и любил фильм Лунгина «Остров». А храм Покрова-на-Нерли считал одним из самых запоминающихся строений, созданных человеком. А вот молитвы, посты, и само воцерковление? Этого не было — обходился как-то. Сейчас тоже ехал не за этим — ехал к человеку.

Это был отец-наместник или брат Владимир для монастырской братии, а в прошлом, в миру — Владимир Иванович Дегтярный. Уезжая прошлый раз из монастыря, Вадим не озаботился контактами — не посчитал нужным. Заехать как-нибудь потом, оставить очередной взнос, помогая монастырю, он мог и без предварительной договоренности. И добрался бы туда уже и без посторонней помощи — по навигатору.