Разрыв-трава

А лето опять выдалось засушливым. Солнце выжгло травы на склонах, посерела степь, обмелела речка. Проезжая по полям, Игнат с грустью смотрел на посевы. Только на парах пшеница не очень поддавалась засухе, все остальное сворачивалось от жары, желтело, злополучный рыжик выгорел почти дотла, ему бы сейчас не помогли и проливные дожди. Еще ладно, что у Белозерова хватило ума разместить его не на лучших землях.

Стефан Иванович измотался на работе, почернел от забот, задубленная кожа на впалых щеках шелушилась, глаза смотрели устало. Все чаще приезжал он на полевой стан, где Игнат ремонтировал амбары, и возвращался к тому, давнему уже разговору, с которого началось их расхождение. Говорил мало, спросит что-нибудь, замолчит, сидит курит, задумчиво смотрит перед собой, потом резко встанет, взлетит в седло и умчится в поле. Однажды, стегая себя прутиком по голенищу ичига, сказал:

— Запутался я тогда, Игнат. Ты, конечно, тоже не во всем прав, но прав больше, чем я. Трудно мне. Боюсь сызнова напутать.

— Не напутаешь, если понял.

— Из армии пришел, тоже казалось, понял… Игнат, если меня будет заносить, остерегай. Ты знаешь мой характер. Теперь, правда, сам себя научился усекать… Раньше к тебе разве пришел бы с таким разговором ни в жизнь! Хотя тогда это и больше требовалось… Не знаю… Но чувствую, что-то иное нужно от меня людям.

В другой раз приехал на рессорке, коротко сказал:

— Поехали.

— Куда?

— В район. На пленум.

— Чего я там позабыл?

— Ты же из состава райкома не выведен пока.

— Ладно, поедем, — вздохнул Игнат. — И что за нужда пришла в такое время заседать?

— Ход подготовки к хлебоуборке будет обсуждаться. Но не это главное. После того бюро, где тебе шею намылили, трещина между Петровым и Евграфовым, до этого мало заметная, начала все больше расходиться. Всем видно стало одному из них уйти надо.

— Петров не уйдет.

— Я тоже так думаю. Посмотрим, как оно все получится. Пленум проходил в зале Дома культуры. Игнат притулился

у открытого окна, изнемогая от духоты. Полуденное солнце палило землю. Невидимая пыль висела в горячем воздухе; на земле в тени от домов сидели, растопорщив крылья, изнуренные зноем куры; полегла у заборов трава; вязкая, тягучая стояла тишина. А из-за сопок медленно выкатывались белые, с густой синевой в глубине облака. Чувствовалось приближение грозы.

С первым вопросом покончили быстро. Люди, одуревшие от жары, плохо слушали, неохотно и мало говорили.

— На очереди организационный вопрос, — Петров вытер мокрым носовым платком лысину, распаренное лицо. — В связи с переходом товарища Евграфова на другую работу, директором МТС, есть предложение освободить его от обязанностей секретаря райкома.

По залу будто пробежал свежий ветерок, все зашевелились. Кто-то спросил:

— Сам уходит или как?

— Сам, товарищи, — успокоительно произнес Петров.

«Вот как ловко, как пристойно!» — с горьким удивлением подумал Игнат, отыскивая глазами Федора Григорьевича. Он и тут ухитрился сесть чуть в стороне от стола президиума.

— Есть другие предложения? — спросил Петров. Евграфов поднялся.

— Можно мне? — И, не дожидаясь разрешения, легким твердым шагом подошел к трибуне. — Товарищи, я ухожу сам. Это верно. Но я хотел бы здесь сказать о причинах, которые заставили меня принять такое решение. С товарищем Петровым было трудно работать всегда, а в последнее время стало и вовсе невозможно. Мне чужды его методы работы, бюрократические в своей основе, его склонность к произвольным решениям, порой не только не отражающим жизни, но и противоречащим ее развитию. Я уже не говорю о том, что внимательность к людям у него заменяет нетерпимость, товарищескую требовательность, грубость. Все мои попытки открыть ему глаза на самого себя оказались тщетными. И я ухожу. Но я не имел права уйти отсюда молча. Я знаю, рано или поздно, вопрос о товарище Петрове встанет перед вами со всей остротой…

Тишина была такая, что стало слышно, как под потолком лениво жужжат мухи.

Петров тяжело поднялся.

— Еще есть желающие говорить?

В обычности его интонации таилась угроза. Белозеров дернулся, выкрикнул:

— А почему бы вам не высказаться самому?

— Отвечать на беспардонную клевету считаю ниже своего достоинства, — сказал Петров.

— Тогда разрешите мне! — Белозеров быстро пошел к трибуне, по скрипучим ступенькам взбежал на сцену, круто повернулся лицом к залу.