Разрыв во времени

Она приложила палец к его губам. Потом наклонилась вперед и поцеловала Зеля. Она целовалась с мальчишками и раньше, но с Зелем все было как будто впервые. Вкус креветок и лайма у него во рту. Он прикоснулся к ее волосам – осторожно и нежно, словно она спала и ему не хотелось ее разбудить. Ему не хотелось, чтобы закончился этот сон.

Иногда совершенно не важно, что до этого времени было какое-то время. Иногда совершенно не важно, день сейчас или ночь, тогда или теперь. Иногда достаточно только места. Без времени. Не то чтобы время остановилось или не начиналось вообще. Вот оно, время. Оно здесь. И ты тоже здесь. Это мгновение, выхваченное из времени, открывается в целую жизнь.

– Рад, что вы, молодежь, не скучаете, – сказал Автолик, подсаживаясь к ним за столик.

Пердита взглянула на Паста, который все еще играл в карты.

Автолик уныло покачал головой:

– Твой папа играет, как Бог. Я больше с ним не тягаюсь.

– Сколько продул в этот раз? – спросил Зель.

– Ты сейчас говоришь, как моя матушка. Не волнуйся. Вся жизнь – игра. Ты представишь меня юной барышне?

– Я Пердита.

– Очень приятно. А я Автолик. Зель мне много о вас рассказывал.

– Нет! Я тебе ничего не рассказывал!

– Вот так я и понял, что ты настроен серьезно.

– Мы говорили о свободе воли, – сказала Пердита. – Вы верите в свободу воли?

– Теоретически – да, но идею свободной воли изобрели до того, как были придуманы другие понятия, которые делают эту свободу неосуществимой и невозможной – например, секс.

– Что невозможного в сексе?

– Вы еще слишком молоды, чтобы понять. Но давайте не отвлекаться на секс.

– Вы первый заговорили о сексе.

– Вот что бывает, когда старик сидит рядом с хорошенькой юной барышней, но вы не волнуйтесь по этому поводу.

– Она не волнуется, – сказал Зель.

– Спасибо, я могу и сама за себя говорить, – нахмурилась Пердита.

Автолик закивал головой, как китайский болванчик.

– Все верно! Люблю женщин, которые говорят за себя сами! Но вернемся к нашему разговору. По моему скромному мнению, свобода воли неосуществима на свободном рынке. Если я что-то вам продаю, Пердита, и вынужден сделать большую скидку, мне явно невыгодную, где моя свобода воли? Если я что-то у тебя покупаю, Зель, именно у тебя, потому что ты монополист, изображающий частного предпринимателя, где моя свобода воли?

Пердита сказала:

– Папа дал мне «Уолдена», книгу Торо. Интересно написано. При желании можно выйти из системы. Можно жить по-своему.

Автолик пожал плечами.

– Как там не говорил Иисус? Богатеи всегда пребывают с тобой. Оставь все блага земные, поселись на далеком острове, питайся только латуком, и какой-нибудь предприимчивый капиталист очень скоро наладит челночные рейсы на гидропланах и построит на острове дорогущий курорт, где будут лечить от алкоголизма с помощью уникального салата-латука, которого нет больше нигде в мире.

– А разве вы сами не коммерсант? – спросила Пердита.

Автолик покачал головой:

– Для коммерсанта я слишком честный. Я бесхитростный проходимец.

К их столику подошел Паст вместе с высоким мужчиной, которого Пердита не знала.

– Ну что, сыграем еще партейку? – спросил Паст у Автолика.

– Чем еще рисковать бедному старику?

Незнакомец, стоящий за спиной Зеля, произнес:

– То, чем ты рискуешь, показывает, что ты ценишь.

Зель обернулся и резко встал. Его лицо окаменело, словно под взглядом Медузы горгоны.

– Папа!

– Привет, Зель. Автолик мне сказал, что ты будешь здесь. Я заскочил забрать машину и решил приехать сюда вместе с ним. Не хотел тебе мешать. Но мы давненько не виделись.

– Четырнадцать месяцев, – сказал Зель. Его трясло от смущения и злости, и он очень надеялся, что никто этого не заметит. Так бывало всегда, когда он видел отца. Тело напрягалось, мозг отключался. Отец держался непринужденно и сыпал любезностями, а Зель не знал, что говорить. Уходи. Уходи. Уходи.

Ксено смерил Зеля оценивающим взглядом, словно выбирал фотомодель.

– Хорошо выглядишь… только рубашка заляпана маслом.

Зель покраснел. Ему хотелось ударить отца. Стереть его с лица Земли.

Ксено улыбнулся Пердите. Он был выше сына. Тонкие черты лица, серые глаза. Густые седые волосы зачесаны назад, как у кинозвезды. Привлекательный, да. И осознающий свою привлекательность. Он был в темно-синем костюме, явно сшитом на заказ, синих замшевых туфлях и розовой футболке. Он протянул руку Пердите.

– Я Ксено. Отец Зеля.

– У вас британский акцент, – сказала Пердита.

– Я англичанин. Зель – американец, потому что его мама – американка. И он вырос здесь.

– Пердита, – сказала Пердита и пожала ему руку. Он отпустил ее руку не сразу. Зель пожалел, что у него нет ножа.

Музыканты заиграли песню Джексона Брауна.

«Останься еще ненадолго».

Ксено сказал:

– О, «Останься». Моя любимая песня из прошлых времен. Давно это было. Целую жизнь назад. Вас тогда и на свете не было. Потанцуем?

Пердита замялась, но потом улыбнулась и кивнула. Они с Ксено ушли на танцпол.

Зель напоминал ледяную статую. Он не мог пошевелиться. Он не произнес ни слова.

– Да уж, – сказал Автолик. – Семейная жизнь всегда преподносит сюрпризы.