Разрывая стены

На кровати, у стены, на столе, в душе, на пушистом ковре. Ночью и днем, стоит только остаться вдвоем. Ко всем тванским теням! Ей так хотелось заниматься с ним любовью! Ана зажмуривала изо всех сил глаза, чтобы из них не плескалась кипевшая внутри нее похоть, отворачивалась, чтобы скрыть красноту лица, и втягивала в плечи неприкрытую короткими волосами шею. Она сдерживала дыхание, потому что боялась, что Бэй все поймет, и тогда Ана умрет от стыда.

Но не могла остановиться и не думать об этом, представляя себе год жизни вдвоем! Они бы занимались любовью, как кролики! (Откуда только взялось это дурацкое выражение! И почему оно лепилось и лепилось в картины совместной жизни?)

Хотя дневник был полон рассказами о близнецах Мелины и неумелыми рисунками их головок, представить себе детей Ана не могла. Ну какая из нее мать, если она сама никогда не знала семьи? Мария Адровер была для нее доброй тетушкой, как и Синда. Но, вспоминая родителей Бэя, Ана верила, что он станет хорошим отцом. Непременно будет хорошим отцом! И он не лишил бы собственных детей любви, если бы их мать ускользнула в другой мир, чтобы никогда из него не вернуться.

Так мечталось и представлялось Ане в машине по дороге неизвестно куда.

Через год она бы исчезла. И хранила в тайниках памяти и в тайниках в доме воспоминания… Смогла бы она после этого найти счастье с другим?

С Ларсом?

Или все правильно? Лучше бы такого года вдвоем не было?

Ана так и не решила.

Потому что остановилась машина. Бэй приехал к ведьме, чтобы вылечиться от нее.

18.

— Ну что, жертва привязки, — бросил он сквозь кривую усмешку. — Пора покончить с этим? Подарить друг другу заслуженную свободу? — и позвонил в неприметную дверь в ряду одинаковых двухэтажных домов.

На пороге застыла высокая женщина лет тридцати — тридцати пяти, а может, и сорока (Ана терялась в определениях, да и не особенно это было важно). Высокая, со всклокоченными или по старинке начесанными волосами, рваными локонами, падавшими на плечи. Они были темными, но какого-то стального оттенка, и такими же казались подведенные черным глаза. Очерченный светлым карандашом рот имел острый треугольник — почти галочку — в середине верхней губы.

Женщина смотрела на посетителей и не здоровалась.

— Вы Татьяна? — спросил Бэй. — Мы говорили с вами по телефону. Я — Кобейн.

Ану оставили в гостиной, больше похожей на приемную секретаря с маленьким столом и старомодным телефоном на нем.

— Располагайся, — бросила хозяйка в сторону пустующего стула и повела Бэя в другую комнату.

Он нахмурился в ответ на презрительную ухмылку Аны.

Да, Ана делала вид, что с недоверием относится к Татьяне, говорившей на немецком с тяжелым акцентом, хотя уже почувствовала кислый аромат невидимых узлов силы, услышала шепот камней, лежавших в разных частях дома. Они пели песни тени и света. Забравшая Бэя женщина была ведьмой.

Чтобы закрыться от неприятной энергии и шепота камней, Ана устроилась с ногами на широком стуле и раскрыла записную книжку Мелины-Ари.

«Мы едем с Кристофом в Марсель на встречу с Даном Мортимером. У него Глаз, и он готов продать его за умеренную плату. Важно не опоздать и не отпустить его с камнем в Америку, иначе моя задача усложнится. Потом мы сядем на корабль, чтобы отплыть в Одессу за вторым камнем, тем самым, который я упустила полтора года назад. Это путешествие будет для нас с Крисом романтическим возвращением в город, который познакомил нас, где я отдала ему свое сердце и забыла, что у моего появления на Земле была своя цена, которую я теперь спешу оплатить. Я уверила себя, что если быстро соберу камни и верну их в Долину, то меня оставят в покое, и я смогу выбрать жизнь в этом мире с любимым мужем и нашими малышами…»

Ана не выдержала, оставила блокнот на столе и подкралась к двери, чтобы подслушивать.

— На тебе три аркана. На сердце, на волю, на жизнь. Они связаны незнакомыми мне духами. Я попробую убрать только один. Выбирай, какой.

— С сердца.

Ни на секунду не задумался!

И хотя Ана уже знала, зачем они в этом неприятном доме, ей стало больно.

Холодно, словно предали. Она всхлипнула, прикрыв рот руками, и отошла на цыпочках от двери. Пометалась по неуютной комнате, показавшейся очень маленькой. Потом заставила себя залезть обратно на стул и взять в руки записки Мелины.