Разум

«Имро Диндан, Клепох и Врзина уже умудрились на собственном опыте изведать, как прижимаются женщины. В те поры по воскресеньям бывали гулянки. И меня как-то подбили пойти. (Примечание: моей бедой был веснушчатый нос. Мне казалось, что любая девушка только и будет глядеть на эти веснушки.) Когда началась музыка, Диндан мне сказал, что идет пригласить Агнешу, а я — чтобы подошел к Катке. Хоть я и был спортсмен, но ноги у меня сделались ватные и сильно застучало сердце. Я подошел к ней и говорю: «Разрешите пригласить?» Катка была здоровущая — как прижалась ко мне, чуть весь дух из меня не вышел. Она заглядывала мне в глаза и говорила: «У тебя красивые глаза, но, кажись, ты стесняешься». Когда музыка кончилась, она не отпустила меня. Это была первая девушка, с которой я танцевал.

Как-то в воскресенье мы опять были на гулянке. Тут уж я не боялся, танцевал и с другими девушками. Больше всех мне тогда нравилась Терка Гарасликова из Ламача, что работала на фабрике, где мы клали дымоход».

Будни снова были полны обычными хлопотами.

«Хаживал к нам, — пишет отец, — дядя Турнер. Был солдатом в имп.-кор. армии в Штырском Градце. Семь лет служил в гусарах. Пил кумыс. От него стал таким сильным, что ударом руки мог разбить стул или порвать цепь. Получил звание капрала. Курил трубку, а иногда табак жевал. Он и мой дед были лучшие люди, каких я знал в жизни. Никого не боялись — такие были сильные, но никого и не обижали».

Нищета и голод тянутся, как паршивая нить, через все отцовские записки. Зимой он мало работал, в основном ходил в лес по дрова, иными словами — воровал. Правда, тогда у нас еще был собственный клочок леса у Красной дороги. Наш участок начинался с того места, где растет прекрасная липа. Эта липа вытянулась рядом с другой, повыше. Проходя с женой и дочерью мимо этого места, я всегда останавливаюсь и говорю: «Это был наш лес, только здесь мы могли собирать дрова, и нигде больше». Да, и мне еще не чуждо чувство радости, доставляемой даже маленькой собственностью.

Зимой люди в лавках влезали в долги, летом их выплачивали. Куда только отец не писал прошения — хотел устроиться посыльным. Но прошли долгие годы, пока он стал страховым агентом, однако вся деревня потешалась над ним, и он бросил это занятие. Дед его получал 150 крон пенсии, как пострадавший от несчастного случая. Он работал в каменоломне, позже вывозил на тачке жженую известь из печи. Тачка весила два центнера. Его предки, а стало быть, и мои, происходили из рыбацкого рода. Их прозвище было Карпы. Они могли ловить рыбу между Гохштедтом[25] и Мархеггом[26].

Когда я в подпитии, то люблю похваляться тем, что мои предки были не крепостными, а свободными рыбаками. Помню двух «Карпих» — Марку и Катушу. Первая уехала в Америку, другая жила в Братиславе.

Дед отца умер в 1932 году. Отец пишет об этом на странице шестьдесят седьмой: