Разум и чувства и гады морские

— Итак, я слышал об этом из первоисточника, конечно, не от самой миссис Феррарс, но от нее это слышала Фанни, которая мне и передала; короче говоря, как бы она ни возражала против определенной… определенной партии — ты понимаешь, что я имею в виду, — все же она была бы для нее гораздо более предпочтительной, чем нынешняя, и досадила бы ей гораздо, гораздо меньше. Конечно, теперь все это не имеет значения — и упаси тебя бог поднимать эту тему!.. Я имею в виду эту приязнь… несбыточную… и оставшуюся далеко позади. Но я все равно решил тебе рассказать, потому что знал, как это тебе польстит. Впрочем, милая Элинор, сожалеть тебе не о чем. Твои дела обстоят необычайно хорошо. Давно ли тебя навещал полковник Брендон?

Элинор услышала достаточно, чтобы разволноваться и крепко задуматься, так что она лишь обрадовалась, когда почувствовала, как затрясся паром, оттого что завертелись винты под корпусом субмарины. От необходимости изыскивать ответ и от опасности узнать от брата еще какую-нибудь новость ее освободило появление мистера Роберта Феррарса, который, тяжело дыша, нес на спине огромный деревянный сундук.

— Успел! — радостно объявил он. — Слава богу, я успел и фарфор почти не побился!

— Три! — раздался снаружи голос паромщика.

Капитан субмарины эхом повторил за ним:

— Три! Три минуты до отплытия.

— Три минуты! Боже! — возопил Джон Дэшвуд и бросился прочь искать Фанни и сына. Элинор представилась возможность узнать Роберта поближе. Впрочем, его счастливое спокойствие в подобных ужасных обстоятельствах наглядно подтверждало ее неблагоприятное мнение о достоинствах его ума и сердца.

Сев на соседнюю скамью и пристегнувшись, Роберт немедленно заговорил об Эдварде. Он тоже слышал про делафордский маяк и сгорал от любопытства. Элинор повторила, что знала, и ему, и рассказ ее возымел действие хотя и совсем иное, чем на Джона, но не менее неожиданное. Роберт безудержно расхохотался. Мысль о том, что Эдвард станет всего лишь смотрителем второразрядного маяка и посвятит себя слежке за каким-нибудь жалким лохнесским чудовищем, развлекала его без меры; ничего более уморительного он в жизни не слышал.

— Две минуты!

Как Элинор ни стискивала зубы, предвкушая стартовый рывок субмарины, она не сдержалась, и глаза ее выразили все презрение, которое вызывал в ней Роберт.

— Над этим можно долго смеяться, — сказал он наконец, прекратив притворный смех, длившийся гораздо дольше, чем того требовал повод, — но, право, это очень серьезное дело. Несчастный Эдвард! Он погубил себя навсегда. Мне чрезвычайно жаль его, ведь я знаю, какой он добрый малый. Не судите его строго, мисс Дэшвуд, после столь краткого знакомства. Бедный, бедный Эдвард! Манерами он, конечно, не блистает. Но не все же мы рождены с одинаковыми способностями. Бедняга! Один среди чужих! Среди озерного люда! И все же, клянусь вам, во всей стране не найдется другого такого доброго сердца, и позвольте торжественно заявить, что никогда еще я не испытывал такого потрясения, как когда все открылось. Мне рассказала обо всем матушка, и я, поняв, что обязан действовать решительно, немедленно ей сказал: «Моя милая сударыня, не знаю, что вы намерены по этому случаю делать, что до меня, признаюсь: если Эдвард женится на этой девице, мне придется разорвать с ним всякие отношения». Бедный, бедный Эдвард! Он навсегда погубил себя. Закрыл для себя все двери! Но, как я и сказал матушке, я ничуть не удивлен; с его образованием этого и следовало ожидать. Моя несчастная мать чуть с ума не сошла!

Равнодушная к страданиям миссис Феррарс и уставшая обсуждать Эдварда Элинор посмотрела в окно наружу, где в руинах цивилизации на только что отвоеванной акватории беспечно резвились рыбы. Внезапно ее печальный взгляд упал на маленькую, одноместную субмарину старого образца в форме сигары, быстро мчавшуюся прочь в вихре пузырей. У руля стояла леди Мидлтон, которая впервые с момента их знакомства улыбалась! Улыбалась до ушей! И даже, как показалось Элинор, хохотала от счастья.

Оправившись от этого удивительного зрелища, Элинор вернулась к разговору с Робертом Феррарсом.

— Встречали ли вы его невесту?

— Да, однажды, когда она гостила тут, я заглянул на десять минут, этого было вполне достаточно. Нескладная провинциалка, ни вкуса, ни манер, ни даже особой красоты. Именно такая, на какую мог польститься бедняга Эдвард. Немедленно, как только я обо всем узнал, я предложил побеседовать с ним и отговорить его от этого брака, но выяснил, что опоздал и уже ничего предпринять нельзя. Узнай же я на несколько часов раньше, то, почти не сомневаюсь, нашел бы способ его убедить, так или иначе. Конечно, я употребил бы самые веские доводы: «Мой дорогой друг, ты собираешься совершить самый позорный поступок, к тому же его единодушно не одобрит вся твоя семья». Но теперь для подобного разговора уже слишком поздно. Наверное, он оголодал, исхудал, бедняжка. Если он и выжил сегодня, то, право, лучше бы утонул.

Когда Элинор подумала, что не выдержит больше ни слова, раздался суровый голос из громкоговорителя: